Однажды в Лопушках
Шрифт:
— Каких?
— Да разных. По риторике. Этикету. Танцам… в том числе на шесте.
— Чего?
— Я ведь должна его радовать… карточки выдал. Мол, ни в чем себе не отказывай… квартира твоя, только… только ремонт дизайнерский, а потому отнестись к нему надо с уважением. Не стоит его портить всякими глупостями, вроде кружевных салфеток. И вкус мой, конечно, неплох для девочки из деревни, но специалист справится с выбором одежды лучше. И макияжа. И вовсе… я сама не заметила, как превратилась в куклу!
Это Линка сказала с немалой злостью.
— Меня наряжали,
Она выбросила руку и поймала треклятого комара, которого раздавила в ладони, а ту вытерла о сарафан.
— Когда я попыталась сказать, что сама могу делать что-то… я хотела делать хоть что-то, мне сперва мягко намекнули, что не нужно, после и вовсе заявили открытым текстом, что ничего-то я из себя не представляю. Что таких, как я, хватает, и если не устраивает мое положение, то я могу уйти. Но когда я попыталась… оказалось, что и уйти нельзя. Слишком много в меня вложено. И я обязана отработать долг.
— Чего? — помрачнела Ксюха.
А мне стало интересно, жив ли тот идиот, который вздумал этакое Линке заявить.
— Он начал ревновать. Просматривать мои траты по картам. Допрашивать… вплоть до того, почему я купила два пирожных, а не одно. Кому отдала второе? Повесил охрану, которая следила… потом вовсе запретил выходить без него из дому.
— Почему раньше не ушла? — спросила я.
Вот сомневаюсь, что какая-то там охрана Линку удержать способна.
— Да любила его, идиота, — призналась она, стыдливо отвернувшись. — Надеялась, что это временно, что… поймет, перебесится…
— А он?
— А он жениться решил. Не на мне, — уточнила Линка и села. — Дочь партнера… объединение капиталов. Он так и сказал. Прости, я тебя люблю, конечно, но ты мне ничего-то дать не можешь. А жениться мужчина его положения должен не по любви, а по обязательствам.
— Ой, дура-а-ак, — протянула Ксюха и уточнила. — Он-то живой хоть остался?
— Что ему сделается, — Линка сорвала одуванчик, и еще один, и… у меня тоже руки потянулись, вспомнили, как мы когда-то вот здесь сидели и плели венки из одуванчиков, да не простые, а чтобы короной и сзади коса. У кого коса длиннее, тот и победил. — Я ведь… я просто ушла. Собрала… не все. Оставила драгоценности, из одежды только самое простое и вообще… книги вот забрала, конспекты. Думаю восстановиться на заочку. Если, конечно… он ведь еще тот гад. Упертый, как не знаю что. Вернется и искать станет.
Это Линка произнесла… с надеждой?
Любовь… не только ведьмы ей не чужды. Только, как я на собственном опыте успела убедиться, ничего-то хорошего любовь ведьмам не приносит. Выходит, что не только ведьмам.
— Ничего, — Ксюха подала Линке одуванчик. — Пусть только сунется…
Я кивнула.
Лопушки, может, и деревня, но… чужакам здесь не рады. А вот дядьку Святогора предупредить надобно. Это да…
Глава 2. В которой детские шалости оборачиваются
…дети, безусловно, великое счастье. А что глаз дергается, так это от переизбытка счастья.
Разбудил меня Васятка. Прибью засранца когда-нибудь. Несмотря на грозу, которая вчера разыгралась-таки ближе к вечеру, мы с теткой все одно пошли за мятой. А что, гроза громыхнула, полила землю дождем да и укатила себя дальше, на Путринишки. Нам же остался чистый звенящий воздух и грязюка, в которую превратились берега Лопушанки. Речушка эта, в обычные-то дни смирная да ленивая, как все-то в Лопушках, разлилась, разыгралась, подмочила берега.
Мяты мы, вымокнув до макушки, набрали.
А еще я утопила сапог, который просто-напросто засосало. И едва не утопила второй, но спасла. Правда, спасая, не удержала равновесия и села в самую грязь, которая радостно хлюпнула и попыталась засосать уже меня. Выбиралась долго, стараясь притом мяту сорванную не растерять: тетка вряд ли поймет, а не поняв, отправит обратно, чего мне вот совершенно не хотелось. В итоге домой я вернулась на рассвете, грязная, уставшая и покусанная. Комарам воздух после грозы тоже понравился. Тетка, меня увидевши, лишь головой покачала. И спросила:
— А сапог где?
— Там, — я махнула рукой в сторону леса. Было слегка стыдно. Вечно от меня одни лишь неприятности и никакой пользы. — Я… потом поищу. По свету!
Тетка вздохнула и сказала:
— Мойся иди.
Мылась я в летнем душе, чтоб не разбудить Васятку, который во сне гляделся мирным и совершенно безобидным. Ага… а помывшись, я получила крынку еще теплого молока и краюху вчерашней булки, щедро намазанную летним медом.
— Дядька Свят заходил? — уточнила я.
Тетка кивнула.
— Чего замуж не пойдешь?
Нет, прежде я бы не рискнула задать такого вот провокационного вопроса, но город меня и вправду изменил, избавив от некоторой дури, но добавив наглости.
Тетка не ответила, лишь плечами пожала.
А и вправду, не мое это дело. Я заползала под одеяло с чувством выполненного долга и твердым намерением утраченный сапог добыть. Но стоило закрыть глаза, и я провалилась в сон. В теткином доме всегда спалось легко, то ли в заговоренных подушках дело, то ли в самом этом ощущении полной безопасности. В запахах ли, пронизывавших избу, в… мало ли в чем.
Не важно.
Главное, что спалось здесь легко. Пока Васятка не разбудил, пощекотав мне нос колоском.
— Марусь, а Марусь… спишь? — шепотом поинтересовался он, когда я натянула одеяло повыше, силясь укрыться от щекотухи.
— Сплю, — отозвалась я.
— Не спишь, — Васятка подвинулся поближе.
— Сплю!
— Не спишь, а то не говорила бы. Кто говорит, когда спит?
— Я во сне, — я уже поняла, что отделаться от братца не выйдет. И раз он тут, стало быть, тетка куда-то пошла. Куда? Да мало ли, какие дела у ведьмы случиться могут. Главное, будь она в хате, не позволила бы Васятке бесчинствовать.