Однажды в полночь
Шрифт:
Джонатан выслушал ее, неопределенно улыбаясь. Возникла стратегически важная пауза, которую он не торопился заполнить.
– Виделись еще с какими-нибудь герцогами, мисс де Баллестерос?
Томми вежливо улыбнулась, как будто он сказал что-то эксцентрическое.
Однако в глазах сверкнуло предостережение.
Улыбка у него расползлась еще шире, чтобы продемонстрировать, насколько ее предостережение ему безразлично.
– Может, вы недостаточно выпили, мистер Редмонд? – предположила она. – Сейчас рано, но шампанское действует подобно
Аргоси не удержался и встрял.
– Вы должны извинить меня, мисс де Баллестерос, но его лишили денежного содержания, и, понимаете ли, это может омрачить всякого. Я уверен, что еще одна или две минуты в вашем очаровательном обществе приведут его в норму. Ваше присутствие поможет любому мужчине позабыть о тревогах.
Томми без слов наблюдала, как двигаются губы Аргоси.
Тут он закончил.
– О… Это вы! – наконец сказала Томми и одарила его легким шлепком кончика веера.
Джонатан задохнулся от смеха.
Она сделала поворот в три четверти и посмотрела ему в глаза.
– Мне показалось, я слышала слово «шелка».
Вид у нее был исключительно деловой.
– Вы любите шелк? Я куплю вам целый корабль этого добра, – вызвался Аргоси.
– Будьте лапушкой, купите, – сказала она через плечо, как о самой обычной вещи.
Чтобы скрыть смех, Джонатан покашлял в кулак.
– Вы не ослышались, мисс де Баллестерос. Я вложился в поставки шелка.
– И?… Наверняка это не конец истории. Развлеките меня, мистер Редмонд. Заставьте меня рассмеяться или залиться слезами.
– И… я удвоил мою прибыль.
Она вздохнула.
– Обожаю счастливые финалы.
– Полагаю, это пока середина истории. Полученную прибыль я инвестировал в следующую поставку шелка.
– А дальше?… – поторопила его Томми, как ребенок, который слушает любимую сказку на ночь.
– А дальше… мы ждем.
– Другими словами, это превращается в нескончаемую историю вроде повествования Шахерезады в «Тысяче и одной ночи».
– Вы очень быстро схватываете. Инвестиции этим и интересны. Волшебная сказка превращается в быль.
Томми рассмеялась. Все в комнате беспокойно зашевелились, потому что ее слегка хрипловатый смех был по-настоящему искренним и вызывал в памяти звон колокольчиков, журчание родника и все, что могло взволновать мужчин. Всем им хотелось стать тем единственным, кто заставил бы ее так смеяться.
– В прошлый раз, когда вы были здесь, мистер Редмонд, мне показалось, что в разговоре вы упомянули что-то о прессе для цветной печати.
Джонатан отметил, что у нее не прямой взгляд. Вблизи было видно, что глаза у Томми зеленые, а радужка словно очерчена серебром. Форма глаз миндалевидная, как у цыганок или персиянок. И аккуратные черные брови стрелками. Аргоси сказал бы, что у нее лицо феи или колдуньи. Джонатан, впрочем, с ним бы согласился, хотя предпочитал холодных блондинок. Для него все необычное означало сложное, а исходя из его опыта, все «сложное» являлось синонимом «проклятого».
Аргоси, должно быть, совершенно не заметил прагматизма и ума, который светился во взгляде Томми.
Дело в том, что Джонатан в разговоре с ней ничего не говорил о цветной печати, и это его заинтриговало. Судя по всему, она не только устраивает засады под окнами всесильных герцогов, но и ловит обрывки подслушанных разговоров. И это не совсем то, что он ожидал. Для нее все эти салоны служили местом сбора информации.
А вчера Томми поинтересовалась, для какой цели ему требуются деньги герцога.
– У меня есть друг, джентльмен-немец, который сейчас живет в Лондоне. Он придумал способ цветной печати большими тиражами – хромолитографию. Так это называется. Я думаю, подобных способов – миллион. Он не единственный, кто рассчитывает наладить массовое производство, но единственный, кого я знаю в Лондоне.
Откинув голову назад, Аргоси театрально застонал.
– Теперь Редмонд собирается инвестировать деньги и в это дело, но я уже говорил, что в настоящее время ему не удается найти партнеров. – Решил он поучаствовать в недостойной его конкуренции за ее внимание. – Он вложил все в шелк. У него совсем нет денег.
Джонатан медленно повернулся к другу и пронзил его мрачным взглядом.
Аргоси беспомощно смотрел на него, умоляя о прощении, словно все, что он только что сказал, говорил против своей воли. Да, Томми относилась именно к такому сорту женщин. К тем, которые остаются в стороне и ничего не предпринимают сами. Джонатан подумал, что это лишь дело времени, когда мужчины начнут биться из-за нее на кулаках или схватятся за пистолеты.
Он, конечно, не собирался становиться одним из соискателей, но не хотел, чтобы и Аргоси угодил в их число.
Казалось, Томми не услышала Аргоси.
– Мистер Редмонд, как ваш друг отнесется к тому, чтобы печатать… ну, скажем… игральные карты с портретами известных персон?
Джонатан замер.
Потом зажмурился. Только что сделанное предложение по спирали помчалось в глубины сознания, как золотая гинея, которую бросают в источник, загадывая желание.
Это было блестяще! Незаконно! Но блестяще.
– Возможно… – наконец заговорил он, – … печатать портреты членов Двора? Или представителей высшего света? – Джонатан размышлял вслух, наполовину для себя. Идеи рождались одна за другой.
– Слово «представители» вы используете в качестве эвфемизма или?… Хотя и те и другие, я уверена, станут популярны.
Превосходная двусмысленность! Оценив ее, Джонатан озорно усмехнулся. Томми вернула ему улыбку, и на миг вокруг них возникла аура опасности и возбуждения, но тут он вспомнил, что у него нет ни гроша и что ему предстоит жениться до конца года.
– Скажите мне, мистер Редмонд. – На этот раз веер коснулся его груди каким-то словно ласкающим движением. – Вы хороши в этом виде деятельности? В инвестициях?