Одним пальцем
Шрифт:
– Я не признаю праздности, – продолжала миссис Гриффит. – И уж во всяком случае у молодежи. Дело не в том, что Миген не очень красивая или непривлекательная или еще что-нибудь в этом роде. Мне иногда кажется, что у этой девушки не все дома. Мать это, конечно, ужасно огорчает. Отец, знаете ли, – она понизила голос, – у нее немногого стоил. Боюсь, что дочь пошла в него. Мать совсем извелась с нею Да, странных людей творит господь бог.
– К счастью, – ответил я.
Эме Гриффит бодро рассмеялась.
– Да, если бы все мы были слеплены из одного теста, хорошего было бы
– Вам, должно быть, скучно целый год напролет жить в деревне? – Что вы, – отвечаю я им, – нисколько. У меня всегда полно работы, я всегда счастлива. В деревне ведь каждый день что-нибудь да происходит. Мне и времени-то не хватает – скауты, женский союз, разные выборы и общества, не говоря уж о том, что я забочусь об Оуэне.
В этот момент мисс Гриффит заметила на другой стороне улицы какую-то знакомую и, замахав рукой, побежала к ней, а я смог отправиться дальше по своим делам – в банк.
В целом у меня создалось впечатление, что мисс Гриффит чем-то напоминает небольшое землетрясение.
Я быстро уладил в банке все, что мне было нужно, и отправился в адвокатскую контору «Гелбрайт, Гелбрайт и Симмингтон». Не знаю – существовали ли там когда-нибудь какие-нибудь Гелбрайты, я лично никогда их не видел. Меня провели в кабинет мистера Симмингтона, а котором все было пропитано несколько затхлым, но приятным запахом старинных адвокатских контор.
Множество папок с надписями: «Леди Хоуп», «Сэр Эверард Карр», «Наследство Вильяма Эйтсби – Хорса», фамилиями крупных землевладельцев – все это создавало атмосферу солидной фирмы, занимающейся делами сливок местного общества.
Когда я наблюдал за мистером Симмингтоном, склонившимся над моими бумагами, мне пришло в голову, что, если миссис Симмингтон обманулась в первом браке, то во втором-то уж она не рисковала ничем. Ричард Симмингтон был воплощением спокойного достоинства, человеком, который и на мгновенье не вызовет в своей жене чувства страха или беспокойства. Длинная шея с выступающим кадыком, бледное, как у мертвеца, лицо и длинный тонкий нос. Несомненно, приятный человек, хороший муж и отец, но не из тех, кто может заставить сильнее застучать женское сердце.
Мистер Симмингтон разговорился. Говорил он не спеша и ясно, проявляя немало здравого смысла и быстроты суждений. Мы обо всем договорились, и я уже собрался уходить. Лишь мимоходом я заметил:
– По дороге в город я встретил вашу падчерицу.
Мгновенье мистер Симмингтон смотрел на меня, словно не понимая, о ком речь, а потом улыбнулся:
– О, да.., конечно… Миген. Она уже.., гм.., некоторое время дома.., закончила школу. Мы подумывали, как ей, чем ей заняться.., да, заняться. Конечно, она еще довольно молода и не слишком развита для своего возраста. Да, не слишком развита, как мне сказали.
Я вышел из кабинета. В канцелярии какой-то старик что-то медленно и с напряжением писал за столом, кроме него там был еще невысокий, нагловатого вида
Если это и была мисс Джинч, то я должен был согласиться с Гриффитом: какие-то нежные чувства между нею и ее хозяином казались в высшей степени не правдоподобными.
Я зашел в булочную и пожаловался на то, что кекс, купленный нами тут накануне, оказался черствым. Моя жалоба, как и полагается, была воспринята с восклицаниями отчаяния и недоверия, но в награду я получил новую буханочку – «свежую, только из печи вытащенную» – тепло, которое я чувствовал, прижимая ее к груди, доказывало, что это правда, только правда и одна правда.
Я вышел из булочной и огляделся вокруг, надеясь увидеть Джоан с автомашиной. Ходьба утомила меня, к тому же ковылять на костылях с кирпичиком кекса в руках – удовольствие среднее.
Джоан однако нигде не было видно.
Внезапно я ошеломленно застыл. По тротуару навстречу мне шла богиня. Я просто не мог выразить иначе. Классические черты лица, вьющиеся золотистые волосы, великолепная фигура. И шла она легко, как богиня, словно плыла все ближе и ближе. Чудесная, сказочной красоты девушка – просто дух захватывало.
Меня охватило волнение – что-то должно было произойти! И произошло – с моим кексом. Он выскользнул у меня из рук. Я хотел подхватить его, выпустил костыль, со стуком упавший на тротуар, пошатнулся и сам чуть не упал.
Уверенная рука проплывающей богини подхватила меня и удержала на ногах. Я забормотал:
– П-прошу прощения. Б-большое спасибо.
Она подняла кекс и костыль и подала их мне. Потом приветливо улыбнулась и весело проговорила:
– Ерунда. Не стоит благодарности! – И при звуках ее самого обычного, ленивого голоса все колдовство сразу же рассеялось.
Красивая, здоровая, рослая девушка – и ничего больше.
Я начал размышлять о том, что случилось бы, если бы боги Олимпа дали Прекрасной Елене такой же обычный, тягучий голос. Как все-таки странно, что эта девушка могла взволновать человека до глубины души, пока не раскрыла рта, но в тот же момент, как она заговорила, все волшебство рассеялось!
Я знал, что бывает и наоборот. Мне случалось когда-то видеть невысокую женщину с лицом грустной обезьянки, на которую никто дважды глаз не поднял бы… Однако, когда она начинала говорить, словно по мановению волшебной палочки все начинало цвести, жить, и она представала какой-то вновь ожившей Клеопатрой.
Джоан остановила машину у самого тротуара, я ее даже и не заметил. Она спросила, что произошло.
– Ничего, – ответил я и наконец опомнился. – Так просто, задумался о Прекрасной Елене и ее правнучках.
– Великолепное место для таких размышлений, – заметила Джоан. – Вид у тебя был как у настоящего кретина, когда ты стоял вот так, разинув рот и прижимая кекс к мужественной груди!
– Это все шок, – ответил я. – Я вдруг ни с того ни с сего очутился в Трое, а потом меня с такой же скоростью отправили назад. Не знаешь, кто это? – добавил я, показывая взглядом на спину удалявшейся грации.