Одним Словом
Шрифт:
— А почему ты не видишься с семьей отца, они что, не хотят поддерживать с тобой связь? — уточнила я.
— Нет, — у Ника заходили желваки. — Это я не хочу поддерживать связь. Не могу простить отца. Я знал, что он и раньше изменял матери. И мать знала. Я ненавидел его за эти предательства, ненавидел себя, потому что ничего не мог поделать, ведь был еще школьником, был зол на мать, что та просто закрывает глаза. А сейчас отец постоянно зовет в гости, толи вину пытается загладить, толи создать иллюзию одного большого и счастливого семейства.
— А тебе не
— Я не на тебя злюсь, просто эта тема болезненна для меня. Отвечу на твой вопрос — конечно, я бы хотел познакомиться со своей сестрой.
— Но пока что ты не можешь переступить через свою гордость и простить отца?
— Понимаешь, для меня предательство — недопустимо. А он предавал мать и не один раз. Умом я понимаю, что они взрослые люди и сами живут свою жизнь так, как хотят. В конце концов, и мама могла уйти от него в любое время, он ее не держал. Это одна из причин, почему я любил бывать у вас дома — ваши с Сёмой родители обожают друг друга, распространяя эту любовь и на вас, а я, как вампир подпитывался этим и мечтал о том, что однажды и мои мама с папой так заживут.
— А как сейчас у твоей мамы дела?
— Она продолжает работать переводчиком. Кажется, что она не держит зла на отца, по крайней мере, я от нее не слышал негатива в его адрес.
На этой ноте мы подъехали к моему дому. Мне было грустно за всех них — жаль мать Никиты из — за предательства, самого Никиту, потому что он не познал родительской любви так, как мы с Сёмой.
Парень припарковался, вышел из машины и начал обходить ее, чтобы открыть мне дверь, а я, пользуясь секундным одиночеством, тяжело вздохнула и покачала головой.
Ник открыл дверь и протянул мне руку, она была теплой, сухой, а ладонь шершавой. Я хорошо помню, как эти руки гладили мои бедра и нежно щекотали шею.
— Я бы пригласила тебя в гости, но думаю, это не уместно, — я встала напротив Никиты, грустно улыбнулась и пожала плечами, по — прежнему, не вынимая свою руку из его.
— Хочу, чтобы ты знала. Ты дорога мне и будь моя воля, я бы сейчас посадил тебя в машину, увез к себе в квартиру и больше никогда не выпустил бы оттуда…
— Попахивает патологией, — я улыбнулась одним уголком рта.
— Точно, — согласился Ник. — Чего конкретно ты боишься? Осуждения общества или родителей? Того, что моя дружба с Семеном пострадает или что ты разочаруешься во мне, думая, что я недостаточно серьезен для тебя?
— Все совсем не так. Тебе всего лишь двадцать пять лет. Вся жизнь впереди, гуляй — не хочу. А я нагулялась уже, понимаешь? Мне хочется стабильности. Сегодня я смотрела на тебя в ресторане и видела, как чуть ли не каждая женщина, находящаяся с тобой в одном помещении, облизывала тебя.
— Какая разница, кто смотрит на меня? Важно то, на кого смотрю я. Ты видела, куда я смотрел весь вечер?
— Видела. На меня, — тихо ответила я.
— Именно. Понимаешь, я не вижу их, тех о ком ты говоришь. Я вижу тебя. Твои чуть волнистые волосы и зеленые глаза с черными крапинками, — Никита коснулся моего виска и продолжил, — вижу твои губы и то, как ты облизываешь их, — чуть тронул нижнюю губу, — вижу твои красивые и аккуратные пальцы и родинку на безымянном. Твою шелковую шею, на которой бьется жилка, — опустил руку и положил ее на шею, а я прикрыла глаза. — Я вижу, как напрягаются твои соски, — я сглотнула. — Вижу, как ты хочешь меня, вижу твой страх и смятение. Я вижу, что ты, как трусливый заяц пытаешься спрятаться не только от меня, но и он себя самой. Тебе нужно время, я понимаю и дам тебе его. Но знай — я буду ждать тебя. Каждый день.
Руки Никиты лежали на моей шее, запуская волну мурашек до самых кончиков пальцев. Он смотрел на меня пронзительно и одновременно с невыносимой нежностью. Я сдалась и прильнула к нему, ложа голову на грудь и расслабилась, отпуская одинокую слезинку, которая, оставив мокрую дорожку на моей щеке, впиталась в ткань темной футболки парня.
Никита крепко обнял меня и поцеловал волосы, а затем отстранился и заглянул в лицо:
— Не плачь, трусливый зайчик. Я рядом, тебе стоит только позвонить.
Затем он поцеловал меня в лоб, развернулся и начал идти к машине.
Что? Это и всё? Я осталась стоять одна в растерянности. С одной стороны — мне реально нужно было подумать обо всем, с другой — все, чего требовало мое тело, мозг и сердце — это чтобы Ник скрутил меня сейчас и действительно уволок в свою квартиру. Чтобы целовал меня, трогал, гладил.
Я сжала кулаки и сцепила зубы от страха, что не сдержусь и прокричу: — “Не уходи!”.
Не дойдя пару метров до машины, Никита, со словами “К черту всё”, развернулся и налетел на меня, вжимая в себя и впиваясь в мои губы с безумным поцелуем.
Я не отставала от него и с не меньшим нетерпением кусала, стонала и шарила по всему телу.
— Валите в мотель! — брякнула недовольно какая — то припозднившаяся женщина, которая недовольно смерила нас взглядом и зашла в подъезд, осуждающе качая головой.
— Не буду за это извиняться, — сказал Ник, опуская меня на землю и плотнее запахивая пальто на мне. — Я не могу оторваться от тебя.
Положила ладонь на его щеку и аккуратно поцеловала в губы:
— Поезжай домой, Ник.
Парень ничего не ответил, лишь печально кивнул, развернулся и ушел. Я не стала больше смотреть, как он уезжает, и зашла в подъезд.
Уже в квартире стянула с себя все вещи и залезла под горячий душ, пытаясь унять дрожь и возбуждение, которое вибрировало по всему телу.
После душа надела теплую пижаму, вышла на кухню и поставила чайник. На часах — три часа ночи, а сна ни в одном глазу.
Внутри меня был полный раздрай и ощущение неправильности — что я делаю?
Меня дико, просто до боли тянуло к Никите. Что я здесь делаю одна? Плевать на все, не надо было отпускать его.
Более — менее успокоившись, поняла, что нужно вернуться назад, туда, где было спокойно и просто делать свое дело.