Однолюб. Сборник новелл
Шрифт:
Оказывается, пока он грезил о «тайном венчании», Мария Петровна уже обвенчалась в деревенской церквушке. Мало того, так спешили, что устроили это во время Великого Поста.
18 апреля 1841 года он пишет своей матери:
"Непредвиденные важные обстоятельства совершенно овладели моим вниманием. Сначала разнеслись в городе слухи, что жена моя вышла замуж… есть даже дело в Синоде о попе, венчавшем в великий пост… Ехать за границу мне и думать нельзя – я необходимо должен остаться в Петербурге…я достигну своей цели – противники сами не токмо дали сильное оружие к моей защите, но сами
Глинка воспринял известие, как дар свыше. Но и эта радость оказалась недолгой… Васильчиков, имеющий 60 тысяч дохода, находит нужных свидетелей, которые под присягой свидетельствуют, что никакого венчания не было, был молебен! Где ж тут преступление? Раздосадованный такой изворотливостью Глинка подает жалобу на высочайшее имя и .. получает вердикт – отправить на новое рассмотрение в Синод. Васильчикова все же накажут переводом из гвардии в Вятский гарнизон. Но супругов не разведут. Так царь отомстил Глинке, который пренебрег работой капельмейстером Певческой капеллы, которая была на его высочайшем попечении.
Вместо кольца, романс. Но какой!
Глинка встретился с Керн в 1840 году и снова убедил Екатерину в том, что все будет хорошо, она должна ему верить и не сомневаться в его чувствах, он без нее так одинок и все такое. Какая женщина не ответит на такое признание, что она – единственная панацея от всех этих бед, а для спасения страдальца все-то нужно… Глинка уезжает удовлетворенным. А Керн узнает вскоре, что беременна.
Вместо обручального кольца у нее остается его романс, написанный на стихи А.С. Пушкина, которые он посвятил ее материи, Анне Керн – «Я помню чудное мгновенье».
Бракоразводный процесс откладывался на неопределенное время. Глинка переживал, но находил утешение в творчестве. Керн ждала. Пока однажды между ней и матерю не произошел разговор о том, что надо решать – избавляться от плода или… Глинка, загнанный в угол, уже устал бороться, дает понять, что он примет и этот удар судьбы, если это хоть немного облегчит ношу Екатерины.
Анна Керн отвезла дочь к знакомому лекарю и избавила свою дочь от этой ноши.
В 1842 году Екатерина вернулась в С-Петербург и они встречаются с Михаилом Ивановичем снова. Он по-прежнему женат, но уже сам не очень верит, что его освободят от этой «ноши».
Их любовь прожила три года. Позже Глинка написал, что встречи с Керн были, но чего не было, так это – «…прежней поэзии и прежнего увлечения».
Эпилог
Летом 1844 он простится с ней. Известие о том, что его брак расторгнут, придет в 1846 году. Но ему уже было все равно. А Керн все ждала, как верная Пенелопа.. В 1854 году здравомыслие подсказало ей, что надо жить и не тратить оставшиеся годы на несбыточное. Екатерина Ивановна выходит замуж за юриста Михаила Осиповича Шокальского. Она очень переживает, что последствия прерывания беременности скажутся и ее брак будет бесплодным. Но бог, видимо, сжалился над ней и у Катерины родился долгожданный первенец, которого она назвала Юлий.
В 1857 году она получает извести о том, что Михаил Иванович Глинка скончался. На этом история этой счастливой временами любви закончилась, подарив миру прекрасный романс.
Керн прожила долгую жизнь и ушла вслед за своими воспоминаниями в возрасте 86 лет, сохранив ясность ума и глубину чувств – она часто говорила о Михаиле Ивановиче, никогда – с обидой или упреком за то, чего она так и не получила, всегда – с нежностью и благодарностью за все, что он ей дал.
Слишком много груди и гениталий
Микеланджело Меризи да Караваджо, несмотря на шлейф сексуальных скандалов, обвинения в убийстве и относительно молодой возраст (32), был в Италии художником номер один. Не удивительно, что картину для алтаря Архибратства папских женихов в базилике Святого Петра заказали именно ему.
Когда работа была завершена, 6 апреля 1606 года за нее заплатили и 14 апреля выставили там, где и собирались. Но в Сант-Анна-деи-Палафреньери она пробыла недолго, всего два дня. Затем картину из алтаря удалили.
Формальной причиной стало неканоническое изображение Девы Марии. Караваджо был возмущен, но в конечном итоге, какое дело – деньги он получил, значит заказчик мог делать с картиной, что сочтет нужным. Но как творца, решение его покоробило, даже оскорбило. Открыто возмущаться не стал – репутация, которую сам себе заработал, надежно затыкала ему рот. Караваджо отнесся ко всему философски – будущее рассудит, много или мало физических деталей он изобразил, насыпав изрядно соли на незаживающие раны ханжей, вообразивших себя академиками от искусства. Он, Караваджо, выше этой мышиной возни и от своего видения образов не отречется.
Как это часто бывает, скандал сделал картину популярной и к ней потянулись толпы, желающих лицезреть, правда ли у Девы Марии видна грудь больше, чем положено. И младенец Иисус, неужели он не обрезан? И где его нимб?
Но, увидев картину, которую в народе сразу прозвали «Мадонна со змеей», большинству из созерцавших не пришло в голову рассматривать то, что собирались. Картина воздействовала на них целиком. Из общей идеи не выпадал ни один фрагмент и каждая деталь была на месте.
С замиранием сердца люди восхищались чудом, которое в очередной раз явил этот непостижимый Караваджо. Эмоциональный без меры, он не признавал полутонов в отношениях с женщинами и теми, с кем неожиданным образом, а то и нарочно, их делил. Но в живописи его кисть творила чудеса.
Полутона и тени изображенные фигуры делали не просто объемными, но живыми. Караваджо был мастером приема, названного тенебризмом, когда свет и тень были главными средствами драматического освещения.
Картина разносила в пух и прах все каноны и стандарты живописи религиозной тематика, устоявшиеся на то время.
Более консервативного института, чем церковь, видимо в мире не существует. Сохранение веры превратилось в культ, который отрицал любое отступление от правил. И неважно, что картина талантливого живописца пробуждала веру в тех, в ком она уже спала или не просыпалась. Работа Караваджо нравилась всем. Но решили перестраховаться и убрали с глаз долой.