Однополчане. Русские своих не бросают
Шрифт:
Так было, так задумывалось, а теперь колесо истории чуток вильнуло в сторону…
Спешно выпрямлялась линия фронта на Донбассе и под Харьковом, военные строили блиндажи, доты и дзоты, рыли окопы, вытягивая три-четыре, а то и шесть, и даже девять рубежей обороны, – враг не должен был пройти. Посторонним к Волге проход воспрещен.
С обеих сторон фронта копились силы и ресурсы, шли бои местного значения. Фрицы с нетерпением ждали теплого мая, когда слякоть подсохнет и русские направления станут похожи на дороги.
Все было шатко и неустойчиво, две силищи, орда и рать, готовились сойтись в решающих сражениях.
12 апреля Сталин пригласил к себе Марлена Исаева и Владимира Тимофеева. Черный
Лейтенант Исаев с улыбкой посматривал на отца Вики, которому вернули звание старшины, заслуженное им на неведомой здесь афганской войне. Владимир Антонович и сам с интересом разглядывал знаки различия старшины – «пилу» на петлицах, то есть четыре треугольника в рядок.
– Ничего, – подмигнул он Марлену, – добьемся мы чинов и званий!
– А вам оно надо?
– А принцип?
– Ну, разве что…
Коридор с красной ковровой дорожкой привел их к кабинету Сталина. В приемной «гостей из будущего» встретил Поскребышев и проводил в комнату охраны. И вот отворилась заветная дверь.
Иосиф Виссарионович был один. Он стоял у окна, выходившего на Арсенал, держал в одной руке подстаканник, а другой помешивал чай в стакане.
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Здравствуйте, товарищи. Проходите, садитесь. Разговор может быть долгим, поэтому вот чай и… все остальное. Угощайтесь.
Марлен был не голоден, но чаю выпил с удовольствием. Нормальный грузинский чай, душистый и крепкий, а не те опилки, что будут предлагаться в сельпо и гастрономах лет тридцать спустя. Хотя… может, и не будут? Не запустят, не загустят чайные плантации, не додумаются стричь чайные кусты комбайнами, словно зеленые насаждения в парке…
– Мы стягиваем войска Волховского фронта, – негромко заговорил Сталин, – делаем это не спеша, по плану. Немцы успели соорудить мощные укрепления… Да ви и так все знаете, товарищи потомки. – Вождь усмехнулся, блеснув желтыми рысьими глазами. – Я помню протокол нашего последнего совещания, товарищ Тимофеев. Что скажете? Сидите, сидите…
Владимир Антонович кивнул.
– Товарищ Исаев передал нам работоспособные приборы, и самолеты-разведчики «Ту-2Р», вылетая по ночам, досконально исследовали немецкие позиции. Мы точно знаем, где у них что расположено, какие стоят орудия, и все такое прочее. Ровно месяц назад прошли удачные испытания УР-1, установки разминирования. Это вытяжная ракета, она же буксирная, которая силой своего реактивного двигателя тянет за собой удлиненный заряд из секций детонирующего кабеля. Он ложится на минное поле и взрывается, из-за чего, в свою очередь, подрываются мины. В итоге остается свободный проход метров шести-десяти шириной, а в длину – на все девяносто.
– Очень хорошо, – покивал Сталин. – Мы сбережем немало жизней саперов.
– Именно! Кроме УР-1 мы будем пускать вперед танки-тральщики. Это обычные «Т-34», только впереди у них приделаны особые катковые тралы. Это что касается разминирования, а на синявинских позициях все сплошь в минах – и противотанковых, и противопехотных. Мы также оборудовали энное количество грузовиков «Студебеккер» для перевозки звеньев понтонно-мостового парка – наплавные мосты не помешают в болотистых местах, что у Синявинских высот. Там проходит всего одна дорога с твердым покрытием – Путиловский тракт, да и та под обстрелом противника. Но это все так, преамбула. Главное – взять эти самые высоты. На Синявинской гряде, а она проходит точно посередине немецкого плацдарма, выделяются две высоты: одна, с отметкой 43,3, находится севернее развалин села Синявино с остатками церкви, а вторая, которая повыше, – южнее культового здания. Немцы обжили обе «горки» и плато между ними, превратив их в крепостной форт. Оттуда на двенадцать-пятнадцать километров простреливается вся местность, вплоть до Ладоги. А вот теперь доложу о своих делах. Нам удалось обновить авиамоторы для «Пе-8», оборудовав их более мощными и надежными турбокомпрессорами, что повысило скорость бомбардировщиков до пятисот двадцати километров в час, а потолок подняло почти до одиннадцати тысяч метров. Гермокабины опять же… Ну и главное. В кратчайшие сроки – я даже не верил, что такое возможно! – мы соорудили-таки планирующую бомбу. То есть она не просто так себе падает, а летит туда, куда нам надо. Ею управляют из кабины бомбовоза по радио. Ну тут – и с радиоуправлением, и с жидкостно-реактивным двигателем – нам здорово помогли спецы Марлена и Сереги… Простите, Исаева и Королева.
Вождь только отмахнулся.
– Значит, мы можем разбомбить немецкий «форт»?
– Разбомбим, товарищ Сталин!
Иосиф Виссарионович удовлетворенно покивал.
– А ви, товарищ Исаев, что скажете?
Марлен приподнялся – и сел обратно, послушный мановению руки вождя.
– Мы больше по электронике, товарищ Сталин. Собрано несколько мощных станций радио-помех, которые будут напрочь забивать связь у немцев. Как бы ни старались их радисты, как ни меняли бы частоты, ничего у них не выйдет. Самое сложное заключалось в том, чтобы сделать аппаратуру достаточно компактной и легкой. В итоге мы разместили станции в кузовах «ГАЗ-ААА» и «студеров»… «Студебеккеров». Первый отдельный радиодивизион спецназначения уже создан, наши гоняют ребят, а те головастые, мигом до всего доходят, так что, думаю, уже на ближайшей неделе можно будет формировать второй радиодивизион. В то же самое время мы под расписку передаем частям 8-й армии новые рации на полупроводниках – мощные и легкие, совсем мало потребляющие электричество. Новые площади на заводе имени Коминтерна уже отстроены, спасибо Виктору Тимофееву, так что радиостанции пошли в серию. А они самые нужные – низовые, для танков и самолетов, для отдельных взводов пехоты. В общем, к бою готовы!
В тот же день операция под кодовым названием «Полярное сияние» была утверждена. Сталин недолго искал подходящее определение – проявив юмор, он попросту перевел немецкое «нордлихт» на русский.
Переход в наступление ожидался в двадцатых числах апреля. Памятуя, что ледоход в Приладожье начинается в середине месяца, время было выбрано не лучшее – в вешнюю пору те места настолько топки и слякотны, что даже танк может утонуть в грязи. Однако и немцы находились в том же положении. А русские тщательно подготовились к штурму.
Домой Марлен вернулся поздно, хотя в его понятиях комната в коммуналке не являлась домом. Разве что временным пристанищем.
Исаев и прочие «гости из будущего» занимали весь третий этаж в левом крыле одного из зданий ИРЭ. Это был темноватый коридор, по обе стороны которого располагались довольно обширные комнаты с высоченными потолками.
С помощью ширмы Марлен выгородил «спальный отсек» с огромной кроватью. Поставил в углу не менее громадный шкаф, творенье неведомого краснодеревщика. И диван поместился, и стол, и верстак. А полуразрушенную печку Исаев переделал в камин. С этим, правда, помог дед Трофим, осанистый дворник и, как оказалось, весьма приличный печник.
Надо ли говорить, что на новую жилплощадь Марлен въехал не один, а с Наташей. Оформлять отношения Исаев спешил не слишком, но девушка и сама придерживалась похожего мнения, хоть и по иной причине – война же идет, какая уж тут свадьба. Вот победим фашистов, тогда и сыграем…
Марлен полностью поддержал Наташу, а девушка смеялась – ее, дескать, сейчас не прозовешь «невестой без места»! Есть в паспорте отметка о постоянном месте жительства, да не где-нибудь, а в самом центре Москвы, на улице Герцена!