Одной ночи достаточно
Шрифт:
Оно было острым, как кончик ручки или ногтя, и только небольшое закругление мешало ему, несмотря на ощутимое давление, сделать дырку в моей коже. Один маленький толчок — и оно бы пробило вену. Но это не ручка и не ноготь, а нож, которым меня могли пригвоздить к двери одним ударом!
Огонек сигареты немного поколебался, но это движение не передалось на лезвие. Я почувствовал дуновение воздуха перед моим потным лицом, будто сделали быстрый жест рукой. Однако это была не та рука, которая держала нож. На уровне глаз раздался треск. Зашипела головка спички
Потом пламя спички успокоилось и отошло немного в сторону. Лицо человека, стоявшего передо мной, медленно выплывало из темноты, приобретало объемность и видимость, как на фотопластинке при проявлении.
4
Это была женщина.
Лицо появилось передо мной, будто освещенное внутренним светом. Типаж — общий для Кубы. Высокие скулы, черные гладкие волосы, разделенные посредине и зачесанные за уши, губы полные и выступающие вперед, яркие, будто накрашенные. Кожа цвета бисквита. Черные глаза, большие, полуприкрытые и вытянутые к скулам, выражали коварство и угрозу.
На ней была шаль, но не из тех романтических испанских с розами и цветами, а темная, без узора, из простого хлопка, даже дырявая. Под шалью виднелась одежда красного цвета. Красные хлопковые чулки, которые казались не слишком чистыми. На ногах — дешевые туфли. Кажется, они былина веревочной подошве и без каблуков. Впрочем, все это разглядел потом, а пока вынужден был смотреть только вперед, на уровне ножа.
Свет спички, отраженный лезвием, попал мне в глаза. Между тем давление на вену у горла не уменьшилось. Как ей удалось найти вену в этой темноте, для меня осталось загадкой.
Да, еще одна вещь: то, что я принял издалека за сигарету, оказалась длинной и очень толстой сигарой, которую женщина не вынимала изо рта, дыша через нее воздухом с дымом. Не знаю, кто из курильщиков-мужчин смог бы посоревноваться с ней в подобной виртуозности!
Раскаленный уголек, обрамленный пеплом, завибрировал, и послышался мрачный голос:
— Bueno?
Я не знал, что это означает, мог только догадываться по модуляции голоса: «Ну что?» или «Что такое?». Нечто подобное.
Кубинка замахала рукой, держащей спичку, будто отрывая запястье, и вновь наступила темнота. Острие ножа осталось на прежнем месте. Женщине необходимо было взять новую спичку на груди, где завязана шаль. Спичка зажглась, и пламя вновь осветило наши лица.
Как я понял, незнакомка ждала ответа. И нож свидетельствовал, что она бы его получила.
— Успокойтесь, успокойтесь, — проговорил я. — Меня ищут в квартале. Я не говорю на вашем языке. И уберите оружие, прошу вас!
Хорошо понимал, что не имею возможности помочь себе жестами. Поэтому пришлось ограничиться словами, не повышая голоса.
— Americano? — спросила она.
Прижатый к двери, я мог только двигать глазами в попытках что-то объяснить.
— Агенты, полицейские… вы меня понимаете? Я бежал по лестнице… Не знаю, как сказать… Полиция… Меня ищут.
Женщина вдруг заговорила по-английски. Это был плавный английский.
— Полицейские? — лицо ее изменило выражение, когда произнесла это слово.
Словно брызнула ненавистью. До этих пор незнакомка означала для меня угрозу, теперь олицетворяла ненависть. Выразительный свет зажегся в ее глазах.
— Почему сразу об этом не сказали? Я ненавижу сыщиков! — воскликнула она.
Кончик ножа слегка отошел от шеи.
— Тот, кто против сыщиков, — мой друг, — добавила женщина.
Нож неожиданно исчез. Не могу сказать, куда он спрятался. Может быть, в подвязке или складках шали.
Я глубоко вдохнул. Мне казалось, что прошло уже полчаса, хотя на самом деле — минуты четыре-пять.
— Не знал, что вы говорите по-английски, — удивился я.
— Выучила поневоле, — с горечью произнесла незнакомка, — когда проводила в ваших тюрьмах время, необходимое, чтобы получить документы для натурализации.
Спичка погасла, но после короткой паузы вспыхнула новая.
На этот раз женщина зажгла свечку — длинную, бесформенную, стоящую в горлышке бутылки. Свет был слабый, он не разгонял темноту вокруг голов. Она дала мне знак отойти, заняла мое место и прислушалась.
— Я сделаю для вас что смогу, — проронила кубинка.
Преследователи явно не скучали. Было слышно, как они ходят по крыше, производя шум, подобный раскатам грома.
Кубинка прошептала по-испански какие-то оскорбления в их адрес. По-моему, послала их к матери.
Потом, она подняла ногу, надавила на дверь и опустила шпингалет в отверстие на пороге. Дверь была заблокирована. После этого женщина повернулась, пересекла комнату и подошла к стене, где крепилась тряпка, очевидно, прикрывающая окно.
Впервые, я увидел, как она ходит. Стоило только взглянуть, как идет эта женщина, и сразу понимаешь значение слова «грубость». Не знаю, как ей удавалось добиться такого эффекта, но ее манера ходить была совершенно невыразительной. Кубинка не покачивала бедрами, чтобы привлечь внимание, и не старалась казаться естественной. Она была очень худой, без излишеств в округлостях, и эта походка казалась вызовом. Она ставила ногу прямо, не сгибая колено, опиралась на нее и выносила вперед вторую таким же образом. Я попытался представить себе юношу, который шел бы с ней, прогуливаясь. Но не смог. Так ходят люди, привыкшие бродить по ночам одни. И тот, кто имел здравый смысл, должен держаться подальше от подобных прохожих!
Непроизвольно мне подумалось: «Это действительно удача, что вы на моей стороне, мисс!»
Она отодвинула рукой занавеску и вытянула шею:
— Их там около двадцати. Много, как клопов! Вам не уйти отсюда. — Оторвалась от окна и покачала головой: — Они и в самом деле хотят взять вас, чико.
Кубинка вынула изо рта окурок сигары, от которой я каменел несколько минут назад, сплюнула огрызок на пол и затоптала его. Вытащила другую сигару, хорошенько растерев ее пальцами, прикурила от свечки.