Одолеть темноту
Шрифт:
…Крошка никогда не задумывалась о таких вещах. Она вообще была простая, как и ее красивое и гладкое лицо.
Когда мы закончили институт, малышу уже исполнилось семь лет. Но он все так же ползал под столом, отыскивая крошки или кусая нас за ноги. Она не торопилась отдавать его в школу, в садик он тоже не ходил – для этого ей нужно было бы рано вставать. Она просто закрывала его в квартире, а точнее – в одной комнате, где он иногда просиживал в одиночестве целые сутки, если у Крошки было свидание. Только благодаря его молчаливости и неприхотливости
Еще на третьем курсе нас начали время от времени приглашать на кинопробы, хотя педагоги запрещали нам сниматься. Всем, но не ей. Крошка Цахес умела появляться в двух или трех местах одновременно. Утром успевала показаться на лекциях, пожаловаться педагогам, что ей не с кем оставить сына, и тут же убегала по своим бесконечным делам, которые, как правило, заканчивались пьянкой.
И очень редко – приглашением на съемочную площадку. Снималась она разве что в рекламных роликах, которые как раз начали появляться на телевидении.
Но однажды ей повезло. Хотя все произошло по уже давно известному нам обеим сценарию: на роль в многосерийном фильме пригласили… меня. А Крошка будто случайно пришла на площадку, чтобы занести мне блокнот с телефонами, который я забыла, переночевав у нее.
Я до сих пор уверена, что блокнот был лишь поводом появиться перед камерами, ведь она хорошо знала: там, где я – там должна быть и она. И не ошиблась!
Через пару дней мне сообщили, что меня на роль не утвердили.
В тот же вечер Крошка, не сомневаясь ни минуты, уверенным голосом сказала, что сниматься предложили ей. И – ни слова утешения или извинения. Так должно было быть. Так и случилось.
Точно знаю: если бы снималась я – моя жизнь сложилась бы иначе. Я в этом уверена! После того случая я сильно пала духом, смирилась и вполне сознательно стала тенью Крошки. Хотя эта сыгранная ею роль в четырехсерийном фильме не принесла желаемого и ей. Сыграла она провально. Фильм ругали, а о Крошке забыли. С этого времени у нее так же исчезли все перспективы, как и у меня.
Мы, объединенные общей неудачей, часами просиживали на подоконнике в ее квартире.
Она не отпускала меня. А я не решалась раз и навсегда избавиться от этой дружбы. От этой зависимости. Порой заходила только ради того, чтобы убрать – Крошка жила в невероятном беспорядке – и вывести малыша на свежий воздух…
Я знала – стоит мне освободиться от нее, как все изменится. Я не буду второстепенной. Я расцвету, как дерево, с которого сорвали мерзкую омелу, нальюсь соками. Но все коварство заключалось в том, что я не могла заставить себя не приходить, забыть ее. Вычеркнуть из жизни раз и навсегда. Жалко было малыша, я «подсела» на ежедневные ужины с обязательной рюмкой и бесконечной болтовней о том, что не сложилось. Теперь я думаю, что мне было приятно слышать этот скулеж от самой красивой девочки нашего института. Она утратила свое первенство. А я не могла позволить себе не наслаждаться этим поражением. Мне это было необходимо, как воздух, ведь в конце концов мы обе оказались в тупике…
…Я так долго вспоминаю то, что не заслуживает внимания. Это потому, что ночь только началась, а у меня развилась бессонница. У меня много времени, и я могу пить эти воспоминания маленькими глотками. Без всяких эмоций вспоминать все до того момента, когда в этой истории появится самое главное звено, которое разорвало цепь, приковывающую меня к этой Крошке. Этот момент я заглатываю, как неразбавленный спирт – еще обжигает. Хотя все выглядело банально. То есть – никак не выглядело…
…Подруга мамы водит мальчика погулять на пруд. Подстилает под себя газету, вытягивает ноги, наслаждается тишиной и время от времени окликает малыша – не заблудился ли…
Малыш носится по берегу как сумасшедший. Заглядывает под каждый куст, ловит всякую живность. Он похож на щенка, которого выпустили из будки, он спешит набегаться, насмотреться, впитать в себя впечатления до следующей прогулки. Иногда он надолго застывает, сосредоточенно сидит в траве, склонив голову над своей добычей – бабочками, стрекозами, муравьями.
Потом сажает их в банку. Назад он идет сосредоточенный, пряча под рубашкой банку, набитую всякой мошкарой.
– Только маме не говори, – умоляет он.
Я рада, что у нас есть общая тайна. Представляю, что будет, если его подопечные расползутся по всему дому!
– Зачем они тебе? – спрашиваю я.
– Для опытов… – серьезно отвечает он.
Однажды я увидела эти «опыты»…
Подкралась, когда он сидел на берегу, и через плечо увидела, как он методично лишает насекомых разных частей тела.
Меня стошнило.
Я надавала ему по рукам, объяснила, «что так делать плохо». А потом уже не вмешивалась в его развлечения.
Он все равно не оставил своих опытов, только начал прятаться от меня. Он вообще был неуправляемым, хоть и был похож на ангелочка.
Порой он, устав от своей охоты, садился возле меня, прижимался так, что мне было тяжело дышать.
– Ты будешь меня любить, когда мама умрет? – как-то спросил он.
Я успокоила его, объяснив, что маме нечего умирать – она еще молодая. И вдруг подумала, что Крошка пожирает не только мою жизнь, но и жизнь этого несчастного…
– Она меня не любит… – серьезно сказал он. – Мама любит летать…
– Почему ты так решил? – спросила я.
– Она все время говорит, что я мешаю ей взлететь…
– Взлететь трудно, – сказала я…
Мы еще перебросились двумя-тремя репликами, о которых я не хочу вспоминать…
А на следующий день она умерла: соскользнула со своего любимого места на подоконнике – и полетела.
Так закончилась моя зависимость от Крошки Цахес. Хотя грустила я долго – Крошка еще два-три года оставалась в моей крови, мыслях и воспоминаниях. А когда моя кровь изменилась окончательно, все начало складываться к лучшему. Меня пригласили на один телеканал, потом – на другой, более богатый. Но актрисой я так и не стала – переболела этим желанием. Работа была связана с менеджментом и рекламой. Я научилась управлять людьми, выстраивать отношения, придумывать новые пути развития в работе. Эти навыки мне пригодились, когда я занялась совсем другим. Но это было позже…