Огнем и водой
Шрифт:
Он прошелся вдоль книжных полок, изучая библиотеку Марлена Вихорева. «Некоторые из этих книг следовало бы отдать в мастерскую, нужно будет сказать об этом», – подумал он машинально. Переплетное ремесло, к которому он недолго имел отношение, иногда напоминало о себе, и каждый раз при этом Акентьев чувствовал необъяснимую грусть.
Он прищелкнул языком, вытащив один из томов. Мильтон, «Потерянный рай» с классическими иллюстрациями Доре. Раскрыл наугад в начале. «…И думается мне, что даже в бездне власть – достойная награда. Лучше быть владыкой ада, чем слугою неба!»
– Я давно хотел тебя спросить, – начал он, когда они с Альбиной уединились на кухне. – Как вы познакомились с Олегом?
Альбина замешкалась с ответом, уловив иронию в его голосе. Иронию, которая была ей неприятна. Она предпочла бы, чтобы Акентьев поскорее убрался, отдав бумаги, о которых говорил, но воспитание не позволяло выставить его, не предложив чашки чая. Переплет же от этой чертовой чашки отказываться не собирался.
– Случайно, в общем-то, – вдаваться в подробности она не стала, но добавила, чтобы расставить все точки над «и»: – Он хороший человек, и я его очень люблю.
– Я тоже хороший человек, – сказал Переплет.
– К чему все это? – спросила Альбина.
– Я все время думаю о тебе! Не могу забыть! – Он развел руками.
Объяснение бесхитростное, но в глазах Александра появилось выражение, которое ее всегда пугало, – выражение человека, который знает, что все в его власти. Альбина поправила на плечах шаль.
– Я замужем, Саша! – сказала она. – Да и ты, позволь тебе напомнить, женат! Как, кстати, твоя супруга?
– Спасибо, уже идет на поправку! Скоро поедет в Швейцарию, там есть нужные специалисты. – Переплет не стал посвящать Альбину в характер болезни Дины – незачем выносить сор из избы.
– Ух ты! – Альбина покачала головой, услышав о Швейцарии, – для нее, как и для подавляющего большинства советских граждан, такая поездка казалась чем-то нереальным.
– Завидовать нечему, поверь! – сказал искренне Переплет, не вдаваясь по-прежнему в детали. – И, прошу, не думай, будто я…
– Я тебя прекрасно поняла, – сказала Альбина, избавив его от необходимости объяснять, что он не решил воспользоваться недолгой свободой для интрижки.
А ведь именно так и было.
Она очень хотела попросить его уйти. Однако приходилось сдерживать себя – ради них с Олегом, ради детей. Благосостояние семьи требовало определенных жертв. Ей было досадно из-за мужа, который так до сих пор и не понял, что происходит между ней и Сашей. Переплет замолчал, мрачно выстукивая пальцами «Турецкий марш». Первая атака захлебнулась. «Теряешь хватку!» – упрекнул он себя. Впрочем, это была только разведка боем.
Он вспомнил о человеке, для которого все эти военные термины теперь не были абстрактными понятиями. Хороший повод сменить тему. Альбина неделю назад получила письмо от отца. Тот жаловался на жару и скорпионов. Скорпионы кусали новобранцев. Жара сводила с ума.
– Нужно было сразу сказать мне! – сказал Акентьев. – Когда было еще время. Я бы мог помочь!
И в самом деле, он вполне мог посодействовать через тестя и спасти Вихорева от этой чертовой войны. И заработать еще несколько очков в глазах Альбины.
– Нет, – она замотала головой. – Он бы все равно поехал, разве ты не понимаешь?!
– Не понимаю, но могу представить! – кивнул Акентьев. – Старая гвардия!
Он устроился поудобнее на венском стуле, огляделся. Метражи здесь были небольшие, но все искупалось домашним уютом, которого он был лишен в своей собственной квартире. Хотелось задержаться здесь подольше, о чем он немедленно сообщил хозяйке.
– Я тебя не гоню, – сказала Альбина с улыбкой.
– Ты все еще не можешь меня простить? – спросил он, пока она наливала чай.
– Нет, почему же? – Альбина подняла брови. – Все, что было, уже неважно. Знаешь, как говорят, прошлого уже нет, будущего еще нет, есть только настоящий момент. Текущий, так сказать…
– Есть только миг, за него и держись!
– Да. Знаешь, после всего, что мне довелось пережить, ничего другого не остается. Ты помнишь Невского? – спросила она.
– Конечно, – пожал недоуменно плечами Переплет. – С памятью у меня, слава богу, все еще в порядке! А почему ты спросила?
– В последнее время он не идет у меня из головы!
Наверное, Акентьев должен был быть последним человеком, с которым она могла бы обсуждать Невского, только… Только больше никого не было. Марков далеко, Иволгин – человек хороший, но с Женей знаком не был.
Альбина была готова даже рассказать Переплету о письме, которое получила от Флоры Алексеевны; о той подлости, которую, как оказалось, подстроила Невскому в больнице похотливая сестричка… Хотела поделиться тем, что носила давно на сердце. Потому что он знал Невского, посмеивался над ним немного, но было ведь что-то, что объединяло всех их тогда – так ей казалось.
Однако, не успев начать, она поняла, что ошиблась. На лице Акентьева появилось жесткое выражение, словно она затронула больную тему. Черт возьми, подумала она – да он кажется, ревнует. Ревнует ее к Женьке Невскому, словно тот до сих пор жив.
Тут она попала в точку. Акентьев предположить не мог, что на пути у него окажется не только Олег Швецов, но еще и давно покойный Невский. С мертвецами трудно бороться, это факт. Иначе он мог бы продолжить разговор, мог сказать ей, что и сам вспоминает нелепое самоубийство чудака-одноклассника… Что на него оно произвело впечатление едва ли не большее, чем на кого-либо. Потому что он никогда не думал, что Евгений способен на что-то, кроме юношеского стихоплетства. Но к чему тревожить прошлое? Пусть мертвецы тихо лежат в своих могилах.
– Так что там за бумаги ты принес? – спросила она, закругляя разговор.
– Бумаги – это только предлог, чтобы увидеть тебя, – признался он. – Разочарована?
Альбина не ответила, по ее лицу пробежала тень. Переплета это позабавило. Первый шаг был сделан.
– Могу я позволить себе небольшую… шалость, скажем так? – вопросил он. – Или советский чиновник непременно должен быть бесчувственной мраморной статуей?!
– Мы оба знаем, – сказала она, стараясь держать себя в руках, – какой ты шалун! Мне это не кажется смешным.