Огненная дугаПовести и рассказы
Шрифт:
Вдруг все побелело. Самолет вошел в полосу тумана. Пассажиры оторвались от окон, поудобнее устраивались в креслах.
— Где же ты воюешь? — спросил Сибирцев, повернувшись к Михаилу.
— В особой ударной Второго Прибалтийского.
— А часть?
— Я теперь парашютист… — несколько смущенно ответил Демидов и вдруг, как бы оправдываясь, быстро заговорил: — Да ты не думай, что о нас ничего не слышно. Наши ребята воевали и в Крыму и при форсировании Днепра…
— Я ничего плохого и не думаю, — удивленно возразил Сибирцев.
Зато Демидов о своей военной судьбе думал с
О действиях парашютистов почти ничего не писали, и у фронтовиков постепенно сложилось мнение, что они не оправдали надежд. Это было и обидно, и, главное, несправедливо.
Уже второй год Демидов принимал участие в парашютных операциях, но об этих операциях ничего нельзя было рассказать, — во-первых, они были полны тайны, во-вторых, казались ему очень мелкими. А большого дела, которое вызвало бы общее восхищение, все не было. Он уже неоднократно осуждал себя за то, что пошел в парашютные части: ждал великих свершений, а получил одни огорчения.
— Вот ездил в командировку, — продолжал он после некоторого раздумья. — Подбирал пополнение. Такой народ, что ахнешь. Людям надоело сидеть по школам да на плацах. Каждому хочется в дело. А по всему видно, что дело уже близко! Ну, а ты как? Батальонный?
— Буду, если по дороге не перехватят, — сумрачно ответил Сибирцев и подумал о том, что вот и он, как Демидов, недоволен своей судьбой.
Действительно, чем кончится его представление по начальству? Пошлют ли на передовую или, сообразуясь с дипломом, оставят на штабной работе? Скажут — вы знаете немецкий и нужны здесь.
Оба замолчали, размышляя о будущем.
— Ты как думаешь добираться до фронта? — нарушил молчание Демидов.
— Голосовать придется.
— Так поедем со мной. Меня будет ждать машина, а от нашей базы не очень далеко до штаба. Как раз и хозяйство Хмурова, куда перешла Марина, возле нас…
Вот хорошо было бы! — обрадовался Сибирцев.
— Будет! — уверенно ответил Михаил. — Кстати, посмотришь, как мы живем. Курорт! — И вздохнул.
Они и не заметили, как долетели до фронтового города. Сначала показались руины, сожженные коробки вокзальных зданий, сотни остовов вагонов и паровозов, а чуть дальше — пустынные улицы, ограниченные с обеих сторон квадратами пепла и мертвого камня. Таким же увидел Сибирцев когда-то освобожденный Минск и сколько ни искал, не мог найти дом, в котором провел свое детство. Об этом подумал и Демидов, потому что вдруг сказал:
— Как в Минске!
Поздним вечером «виллис» доставил их в «хозяйство Демидова». Михаил предложил Сибирцеву переночевать, ссылаясь на то, что ночью трудно будет разыскивать хутор, где живут разведчики. Но Сибирцев не согласился.
— Ладно, пеняй на себя, если всю ночь прокружишься, — сердито сказал Демидов. И приказал шоферу: — Останешься в распоряжении майора. Да поторопись, видишь, майор собирается время обогнать!
Проплутав от регулировщицы к регулировщице около часу, они наконец разыскали затерянный в перелесках хуторок. Еще минут пятнадцать потратил Сибирцев на переговоры с дежурным штаба, который никак не хотел будить командира подразделения по требованию неизвестного офицера, не имевшего к тому же никакого предписания в их часть. В конце концов на шум вышел сам Хмуров, молодой капитан, фамилия которого никак не соответствовала широкому, веселому, хотя и заспанному его лицу.
— В чем дело, товарищ майор?
— Я хочу видеть лейтенанта Стрельцову! — сказал Сибирцев. Мысль о том, что вот сейчас перед ним появится Марина, что все препятствия уже преодолены, заставила его побледнеть.
— Никак нельзя, товарищ майор, — хладнокровно ответил Хмуров.
— Почему? Я ее муж…
— Не в этом дело, товарищ майор…
— В чем же?.. — рассердился Сибирцев.
— Лейтенант Стрельцова выбыла на задание, — все так же спокойно ответил Хмуров.
Сибирцев молча сел на стул. Хмуров стоял перед ним, поглядывая через открытую дверь в соседнюю комнату, где виднелась большая кровать, застланная сверху по-немецки периной.
Одеваясь, второпях капитан не застегнул китель и был похож почему-то на толстого добродушного доктора, спешно вызванного к больному.
— Когда она вернется? — уже тихо и спокойно спросил Сибирцев.
— Не могу знать, товарищ майор!
— Вы можете не называть точного часа, но день… Поймите, я же заехал только по пути… Я еду на фронт…
— Я понимаю, товарищ майор, но помочь ничем не могу…
— Ну все-таки, сколько мне ждать? День? Неделю?
— Ждать не следует, товарищ майор…
— Что это значит? — закричал Сибирцев, не в силах более сдержаться. — Вы понимаете, что я ее год не видел, год!
— Понимаю, — все с тем же убийственным хладнокровием ответил Хмуров. — Я не видел свою жену почти четыре года.
Сибирцев встал, прошелся по комнате. Потом, несколько успокоившись, протянул руку:
— Простите меня…
— Ничего, товарищ майор, бывает… Я передам ей, как только вернется. Передам…
Сибирцев, тяжело ступая, пошел к дверям. Рядом с ним шел Хмуров.
— Кто же знал такое? — тихо говорил он. — Пришло задание, ничего не поделаешь. А как только вернется, я скажу ей… Мы вас разыщем через отдел кадров. Вы ведь на нашем фронте останетесь?
— Да, — с трудом ответил Сибирцев.
— Вот и хорошо, вот и отлично.
Садясь в машину, Сибирцев увидел в освещенном квадрате двери широкое, полное лицо Хмурова, обращенное к нему с сожалеющей улыбкой, словно он все еще повторял:
«Вернется, скажу, как же, обязательно скажу…».
3
Офицеры, ждавшие нового назначения, разместились в бывшем помещичьем имении Озолмуйж, в тридцати километрах от передовой. Устроились они хозяйственно. Под начальством толстенького, очень подвижного и всегда веселого артиллерийского капитана Власова они заделали все пробоины, заколотили фанерой разбитые окна, повесили маскировочные шторы. Несмотря на то что комнат в помещичьем доме хватило бы на целую роту, все спали в одной, словно не могли обходиться друг без друга. Только для столовой была выделена еще одна комната — бывшая гостиная, в которой сохранилась даже мебель. Да капитан Власов, писавший какую-то работу по баллистике, устроил себе отдельный рабочий кабинет, в котором, впрочем, сидел лишь по утрам.