Огненное море
Шрифт:
— Мой отец и ваш король мертв. Принимаете ли вы меня как своего правителя? — Голос его был похож на свист рассекающего воздух клинка. — Или среди вас есть тот, кто бросит мне вызов? Если так, пусть он выйдет вперед! Мы решим, кто из нас более достоин королевской власти, — решим здесь и сейчас!
Принц отбросил меховой плащ; он был хорошо сложен и, по всей видимости, очень силен и при этом гибок. Судя по тому, как он двигался, молодой человек был искушен во владении мечом. Он умел подавлять свой гнев, оставаясь при любых обстоятельствах спокойным и рассудительным. Эпло не раз подумал бы, прежде чем сойтись с ним в поединке. Да и в толпе никто не горел желанием принять вызов принца. Люди выглядели пристыженными; они возвысили голоса, подтверждая права принца, — и крики их, должно быть, долетели даже до дальнего города. И снова копья ударили в щиты, салютуя новому королю.
Вперед вышел человек в черных одеждах. Эпло впервые услышал его голос.
— Никто не бросит вам вызова, Эдмунд. Вы — наш принц…
Снова — приветственные крики толпы.
— …и мы пойдем за вами, как шли за вашим отцом. Однако же мы не можем не тревожиться о вашей безопасности. К кому нам обратиться, если мы потеряем вас?
Принц сжал руку человека в черном, окинул взглядом толпу и заговорил с глубоким чувством:
— Теперь должно устыдиться мне. Я утратил власть над собой. Я ничем не отличаюсь от вас — кроме высокой чести быть сыном своего отца. Любой из вас мог бы стать предводителем нашего народа. Все вы достойны этого.
В толпе многие плакали. По лицу Альфреда текли слезы. Эпло, никогда не предполагавший даже, что может испытывать жалость и сострадание к кому-либо, кроме своих собратьев, смотрел на этих людей в ветхих, изорванных одеждах, на их изможденные восковые лица, на их исхудавших детей — и вынужден был то и дело напоминать себе, что перед ним сартаны, а значит — враги.
— Мы должны продолжить обряд, — проговорил человек в черном облачении, и принц кивнул, соглашаясь. Он сошел с возвышения и занял место среди своих людей.
Человек в черном прошел и встал среди мертвых тел. Воздев руки, он начал чертить в воздухе странные знаки, в то же время произнося имена рун звучным глубоким голосом. Переходя от одного мертвеца к другому, над каждым он чертил в воздухе знак. Странное песнопение его становилось все громче, в нем звучал приказ.
Эпло почувствовал, что волосы у него на голове становятся дыбом; нервы его были напряжены до предела, он весь покрылся гусиной кожей — и все же не мог понять, что происходит. Понимал только одно: это не обычный погребальный обряд.
— Что он делает? Что происходит?.. Лицо Альфреда смертельно побледнело, глаза расширились от ужаса.
— Он не собирается погребать мертвых! Он воскрешает их!..
Глава 14. ПЕЩЕРЫ САЛФЭГ, АБАРРАХ
— Некромантия! — изумленно и недоверчиво прошептал Эпло, пытаясь справиться с нахлынувшими на него чувствами. — Повелитель был прав! Сартаны действительно обладают секретом воскрешения из мертвых!
— Да! — задыхаясь, проговорил Альфред. — Мы умели — умеем это! Но эта магия не должна использоваться! Никогда!
Человек в черном начал танец — медленно скользил он меж недвижными телами, руки его почти касались мертвых, чертя все те же знаки, — теперь Эпло понимал, что это могущественные руны. А мгновением позже он вдруг понял, что же было так знакомо ему в этих телах. Вглядевшись в толпу, он понял, что многие, стоявшие между живыми, особенно те, что толпились у дальней стены пещеры, живыми вовсе не были. Они выглядели так же, как и трупы — та же известково-белая кожа, впалые щеки, тонущие в глубоком тени глаза. Среди этих людей было больше мертвых, чем живых!
Некромант тем временем уже завершал церемонию.
Над телами поднялись белые туманные фигуры; бестелесные, бесплотные, они витали над оболочками, которые покинули. Некромант сделал повелительный жест, и туманные фигуры отступили, но все же каждая из них держалась подле своего тела, словно тень в этом мире без солнца.
Тени хранили облик тех существ, которых они покидали. Рядом с телами высоких молодых мужчин стояли высокие призраки, ссутулившиеся — над телами стариков, маленький — над телом ребенка. И все они, казалось, не хотели уходить, некоторые даже делали робкие попытки вернуться в свои тела, но некромант, крикнув слово приказа, заставил их отступить.
— Вас, призраков, отныне ничто не связывает с этими телами! Покиньте их! Более они не мертвые! Жизнь возвращается! Оставьте их, иначе я низвергну и вас, и тела ваши в бездну забвения!
Судя по тону, чародей хотел навсегда изгнать призраков, но, должно быть, это было невозможно. Покорно и печально призраки повиновались, отступили, но все же старались держаться подле своих тел на почтительном расстоянии, опасаясь гнева некроманта.
— Что сделал мой народ? Что они сделали? — стонал Альфред.
Внезапно пес вскочил и предостерегающе залаял. Альфред, растерявшись, утратил власть над собственными чарами и рухнул на землю. Эпло, срывая повязки, стремительно обернулся, готовясь встретить неведомого врага. Единственной его надеждой было — сражаться, а после попытаться бежать. Руны на его руках загорелись голубым и алым, магия переполнила его тело…
Но перед тем, что он увидел, Эпло был бессилен.
Как можно сражаться с теми, кто уже мертв?
Пораженный ужасом, Эпло смотрел, не в силах даже думать о магии; разум его не был способен даже искать выход. Он медлил всего долю секунды, но этот миг дорого стоил ему. Ледяная рука перехватила его руку: патрину показалось, что окостеневшие мертвые пальцы сжимают его сердце, что рунная вязь на его коже дрогнула и померкла от мертвящего прикосновения. Он вскрикнул от боли и упал на колени. Рядом рухнул на землю пес и жалобно, безнадежно взвыл.
— Альфред! — прорычал Эпло сквозь стиснутые от боли зубы. — Да сделай же что-нибудь!
Но Альфред только взглянул на противника — и потерял сознание.
Мертвые воины повели Эпло и понесли Альфреда в пещеру. Пес тихо трусил позади, стараясь не касаться живых мертвецов; те, похоже, просто не знали, что им делать с животным, а потому предоставили пса самому себе. Кадавры опустили Альфреда на каменный пол перед некромантом, Эпло же поставили перед принцем.
Если бы жизнь Эдмунда измерялась в гейтах, как жизнь Эпло, они были бы почти ровесниками: обоим около двадцати восьми. Когда Эпло заглянул в серьезные мудрые глаза принца, ему показалось, что он успел многое выстрадать за эти двадцать восемь лет — быть может, не меньше, чем сам Эпло.