Огненный мир
Шрифт:
Архимаг прикрыл веки, и внутренним зрением с удивлением стал разглядывать преграду воздвигнутую Демоном. Преграда оказалась плоским, почти не имеющим толщины диском величиной примерно с крышу средней башни. Если это и было школой Разума, то архимаг не знал такого заклятья…
А Повелитель, отразив первую атаку архидемонов, стал спешно менять диск, теперь на его кромках вырастали косые зубцы как у пилы. Невидимый наверно не для кого кроме архимага и самого хозяина заклинания, круг стал подниматься в небо, повернулся к земле плашмя, закрутился вокруг оси и… с невероятной
Когда демоны почуяли неладное, раскрученный диск уже добрался до первых двух и прошел через них, как нож сквозь масло. Половинки тел уродливых созданий еще не начали валиться на землю, а диск уже вернулся и стал кромсать других, пытавшихся спастись бегством архидемонов.
Андарес открыл глаза чтобы восхититься работой Альтаира со стороны, почти так же как завораживается работой вдохновленного художника сторонний наблюдатель. На Повелителя Демонов тоже будто бы снизошло творческое озарение — он управлял диском водя руками так плавно и естественно, будто он сам был этим режущим инструментом.
Глупые архидемоны вместо того чтобы спуститься вниз, за стены города, бестолково метались и находили свою смерть. Полсотни этих, говорят могучих тварей, бездарно погибли за несколько минут в битве всего лишь с одним Повелителем Демонов.
Хм, как мог Андарес так недооценивать силу Повелителей? Или дело в конкретно этом Демоне? Откуда у него вообще столько энергии?
Андарес еще раз оценивающе оглядел грязного демона и не нашел ничего нового. Разве что глаз зацепился за браслет с рубином подаренный им же самим Демону в ответ на любезность… Но браслет тут не причем. Видимо он обладает каким-то внутренним, почти неисчерпаемым источником силы.
Андарес перевел взгляд на Гайваня и убедился в своих выводах. Ведь второй Повелитель смотрел на Альтаира с завистью, тоской, и кажется преданностью. Вроде как он молчаливо признавал его своим господином. Угу, кто сильней — тот главней. Хм, демоны действительно безумны.
Тем временем враги у Альтаира перевелись. Хитрые демонессы не высовывали своих хорошеньких головок из-за стен города, а простые демосы… их почему-то не было видно. Наверно они лакомились телами на улицах, и им не было дела до того, что происходит в небе.
Лиловая воронка вновь разверзнула небо, вспучилась, послала «соплю» вниз и исчезла оставив на месте где соприкоснулась с землей множество каких-то странных людей — вовсе не демонов.
Все как на подбор высокие и мускулистые, одетые в одинаковые кожаные кирасы, в центре которых изображен черный кулак, они имели так же и одинаковые оружия. Огромные, по виду тяжелые кастеты блестели красным, отражая танцующие языки пламени продолжающего гореть за их спинами города. Их тысячи. Тысячи голоногих, обутых в сандалии воинов против них троих.
Ха-ха. Настало время архимага показывать на что способен. Все они сдохнут от первого же заклятья.
Архимаг не стал мелочиться, и, поставив половину резерва на службу эффекту, он ударил ровную колонну людей Дождем Призрачных Копий… А потом схватился за сердце.
Эффект вполне удался — и демоны рядом с ним, и сами люди удивленно глянули вверх. Туда, где будто бы из пустоты, начали расти и падать вниз красивые, полупрозрачные копья. А вот с эффективностью вышло не очень. Копья падали на людей, и исчезали не оставляя на них даже намека на раны. Странные люди вообще перестали обращать на них внимания и двинулись в направлении архимага.
Андарес подумал, что сделал что-то не так, и Призрачные Копья стали призрачными в прямом смысле, сотворил другое заклятье — с тем же успехом. Потом бросил в их гущу простейшую напалмовую гранату, которая контузила лишь одного-двух… и только потом до него дошло что эти люди невосприимчивы к магии.
— Да кто они такие?! — в сердцах воскликнул он.
— Одержимые, — опустошенным голосом ответил Альтаир, — Князь, кажется, разорил весь мой мир. Он превратил всех моих слуг в одержимых… Убью.
Кассия бежит.
Бежит сквозь ночной лес, едва разбирает дорогу и спотыкается почти на каждом сотом шаге. Проклятые корни лезут под ноги, кусты цепляются за лохмотья оставшиеся от платья, которое она нашла в шатре варваров, а низкие ветви так и норовят исцарапать лицо.
Она и раньше бежала по лесам, по лугам, королевским трактам и даже пересекала болото, без сна, отдыха и еды, но последние часы выдалась изнурительней прочих. Ее тело потеряло в весе, и сама себе она казалась костлявой рыбой, которую так любят солить и засушивать люди. Но состояние собственного тела волновало ее лишь с эстетической стороны — ведь если она предстанет перед Повелителем такой страшной, он больше никогда на нее не взглянет.
От этой мысли измотанной Кассии хотелось бросить меч, остановиться и зарыдать — но каждый раз она прилагала недюжинные усилия, чтобы отринуть слабость проклятого человеческого тела и, стиснув зубы, бежать дальше. В конце концов, она нашла компромисс, пообещав себе, что когда окажется в безопасности, найдет какую-нибудь деревушку, раздобудет там еды, помоется и отдохнет. Но пока что, ей нужно бежать.
За ней гонятся.
Местные маги устроили на нее настоящую облаву по всем правилам охоты. По ее следам бегут неутомимые загонщики — не то живые, не то мертвые, да и не понятно люди ли. Эти неживые воины в черных одеждах бегут за ней огромной толпой с самого вечера, а с боков ее пытаются обойти скачущие на лошадях чернокнижники (А кем еще могут быть маги, поклоняющиеся тьме?). Пока у них ничего не выходит — лошади в лесу продвигаются много медленней бегущего человека, но ведь когда-нибудь лесу предстоит закончиться!
Кассия пробовала сражаться, но полумертвых воинов было очень много, да вдобавок еще и маги не стояли в стороне. После того, как она получила десяток глубоких ран от мечей и несколько страшных ожогов от заклинаний, Кассия бросилась наутек, полагая, что легко сможет оторваться от преследователей.
Однако все оказалось не так. Охотники не желали выпускать добычу из рук и упорно ее преследовали.
Хотя раны Кассии зажили, но демонесса выбилась из сил и теперь, если ее окружат, то, вряд ли сможет оказать какое бы ни было сопротивление.