Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия
Шрифт:
– Насколько мне известно, осьминоги умны, – заметила Джеймс.
– По меркам моллюсков – безусловно. Но ты представляешь, сколько потребуется дополнительных проводников, если фоторецепторы в твоем глазу раскиданы по всей поверхности тела? Для начала понадобятся триста миллионов удлинителей от полумиллиметра до двух метров длиной. Это приведет к рассинхронизации сигналов, и потребуются миллиарды дополнительных логических вентилей для согласования входа. А в результате вся система даст тебе всего один неподвижный кадр, без фильтров, опознания и последовательной интеграции.
Судорога. Затяжка.
– Теперь прибавь дополнительную проводку, чтобы сфокусировать на цели все эти глазки или переслать информацию отдельным хроматофорам. И еще вычислительные мощности для запуска хроматофоров по одному. Возможно, тридцати процентов массы тела на это хватит, но я сильно сомневаюсь, чтобы там осталось место на философию и науку, – он махнул рукой куда-то в сторону трюма. – Это…
– Шифровик, – подсказала Джеймс.
Каннингем покатал слово на языке.
– Очень удачно. Этот шифровик – абсолютное чудо эволюционной инженерии. И он туп как пробка.
Краткая пауза.
– Тогда, что они такое? – спросила наконец Джеймс. – Домашние зверюшки?
– Канарейки на руднике, – предположила Бейтс.
– Может, и меньше того, – отозвался Каннингем. – Вероятно, это лишь лейкоцит с манипуляторами. Робот-ремонтник, дистанционно управляемый или действующий инстинктивно. Но мы упускаем более важные вопросы. Как анаэроб может развиться в сложный многоклеточный организм и тем более – двигаться настолько быстро, как это существо? Подобный уровень активности жрет массу АТФ.
– Может, они не используют АТФ, – предположила Бейтс, пока я полез за справкой в КонСенсус: аденозинтрифосфат, источник энергии для клетки.
– АТФ из него просто льется, – сообщил биолог. – Это видно даже по останкам. Вопрос в том, как оно успевает синтезировать трифосфат настолько быстро, чтобы поддерживать активность. Чисто анаэробного метаболизма недостаточно.
Предположений ни у кого не оказалось.
– В общем, – подвел он итог, – на сем урок закончен. Кому нужны неаппетитные детали – обращайтесь в КонСенсус, – Каннингем пошевелил пальцами свободной руки; вскрытый призрак рассеялся. – Продолжаю работать. Но если вам нужны серьезные ответы, притащите мне живой образец.
Он затушил окурок о переборку и вызывающе оглядел вертушку.
Остальные едва отреагировали; их графы еще плыли под тяжестью недавних откровений. Возможно, показное раздражение Каннингема было важнее для общей картины, или в редукционистской Вселенной биохимия существа всегда имеет приоритет над надстройкой межвидового этикета и проблемами внеземного разума. Но Бейтс и Банда отстали от времени, еще не переварив предыдущие откровения. Они в них погрязли, цеплялись за открытия биолога, как смертники, недавно узнавшие, что могут выйти на свободу из-за судебной ошибки.
Мы убили шифровика, в этом никаких сомнений. Но он не был инопланетянином, не обладал разумом. Лейкоцит с манипуляторами, тупой как пробка. И все.
Гораздо легче жить, когда у тебя на совести порча имущества, а не убийство.
Проблемы невозможно решать на том же уровне компетентности, на котором они возникают.
С Челси меня познакомил Роберт Паглиньо. Возможно, когда наши отношения пошли под откос, он почувствовал себя ответственным. А может, Челси, любительница клеить битые чашки, попросила его вмешаться. Как бы то ни было, с той минуты, как мы сели за столик в «КуБите», мне стало ясно, что пригласил он меня не только ради компании.
Паг заказал коктейль из нейротропов на льду. Я ограничился «Рикардсом» [58] .
– Все так же старомоден, – начал Паг.
– Все так же ходишь кругами, – заметил я.
– Так очевидно, да? – Он сделал глоток. – Поделом мне водить за нос профессионального жаргонавта.
– Жаргонавтика тут не при чем. Ты бы и колли не обманул.
По правде сказать, графы Пага никогда не подсказывали мне то, о чем бы я уже не знал. Но, понимая его, я не получал форы. Может, потому, что мы с ним слишком хорошо друг друга знали?
58
«Рикардс» – сорт пива.
– Ну, – сказал он, – колись.
– Нечего рассказывать. Она познакомилась со мной настоящим.
– Скверно.
– Что она тебе рассказала?
– Мне? Ничего.
Я взглянул на него поверх бокала.
Паг вздохнул.
– Она знает, что ты ей изменяешь.
– Я что?!
– Изменяешь. С моделью.
– Это же ее модель!
– Но не она сама.
– Нет, не она. Модель не пускает газы, не скандалит и не закатывает истерики всякий раз, когда я отказываюсь волочиться на встречу с ее семьей. Я нежно люблю эту женщину, но послушай… ты когда в последний раз трахался вживую?
– В семьдесят четвертом, – признался он.
– Шутишь, – я думал, у Пага вообще не было такого опыта.
– В промежутках между контрактами работал в медицинских миссиях, колесил по странам третьего мира. В Техасе трахи и охи еще в ходу, – Паг глотнул тропа. – Мне в общем-то понравилось.
– Экзотика приедается.
– Не поспоришь.
– И, Паг, я же не делаю ничего необычного. Это у нее особые запросы. И дело не только в сексе. Она же постоянно меня расспрашивает… все хочет чего-то разузнать.
– Например?
– Да ненужные какие-то расспросы. О моем детстве. О семье. А это мое личное дело, что, так сложно понять?
– Ей просто интересно. Знаешь, не все считают детские воспоминания запретной темой.
– Спасибо, просветил!
Можно подумать, раньше никто мною не интересовался. Например, Хелен еще как интересовалась, перешаривала мой шкаф, фильтровала почту и ходила за мной из комнаты в комнату, расспрашивая мебель и занавески, почему я вечно мрачный и замкнутый. Ей было так интересно, что она не выпускала меня из дому без исповеди. В возрасте двенадцати лет у меня хватило дурости отдаться ей на милость. Это личное, мам! Я бы не хотел об этом говорить. А потом долго прятался в ванной, когда она начала допрос: а может, у меня проблемы в сети, или с девочкой, или… с мальчиком; и что случилось, и почему я не могу просто довериться родной матери – разве я не знаю, что во всем могу на нее положиться? Я переждал и непреклонный стук в дверь, и настойчивые озабоченные вопросы, и наконец, озлобленное молчание, пока абсолютно не был уверен в том, что она ушла. Пять часов сидел там, прежде чем выйти, а Хелен все еще стояла в коридоре, сложив руки на груди; ее глаза тлели разочарованием и укором. В тот же вечер она сняла замок с двери ванной, потому что родным незачем друг от друга запираться. Ей было очень интересно!