Огни Азерота
Шрифт:
— Лучше этого места нам не найти, — сказал Вейни, и Моргейн кивнула, устало спрыгивая с коня.
— Я стреножу Сиптаха, — сказала она, когда ее спутник спешился. Это было его обязанностью — стреножить лошадей, разводить огонь, всячески заботится об удобствах для Моргейн. Таков был долг илина, для того только и существующего, чтобы служить своей госпоже. Но они скакали очень долго, больше дня, у него болели раны и потому он рад был ее помощи. Он распряг свою кобылу, вычистил ее скребницей, расчесал ей гриву — в последние дни ей тоже было нелегко, она нуждалось в хорошем отдыхе. Кобыла была не лучшей парой для серого жеребца Моргейн, но она была вынослива и имела еще и другие достоинства. К тому же, она была подарком. Подарком девушки. Он не смог бы
Он забрался в гущу леса, набрал охапку хвороста, что оказалось вовсе нетрудно, и принес этот хворост Моргейн, — та уже развела небольшой костерок. Для нее это было тоже вовсе несложно, ибо для этого у нее были такие средства, о которых он предпочитал не думать. Они были очень непохожими друг на друга, он и она, вооруженные одинаково, как все воины Эндара-Карша, одетые в кожу и металл, на нем коричневая кожа, на ней — черная; ее кольчуга из продолговатых звеньев, серебристая, не похожая ни на одну из кольчуг, его — самая простая, из обычных широких колец. Но он, в отличие от Моргейн, принадлежал к человеческой породе. Волосы и глаза его были бурыми, как земля Эндара-Карша, у нее глаза были бледно-серые, а волосы как утренний иней — волосы кел, древнего прекрасного врага рода человеческого, за которым по пятам всегда следовало зло. Она отрицала, что принадлежала к их роду, однако у него было другое мнение: он считал, что она просто не хранит верности своим сородичам.
Он внимательно смотрел на разведенный ею костер и прислушивался, все время прислушивался. Где-то неподалеку были враги, он не верил этой земле, оба они были здесь чужими. Но огонек был невелик, и лес надежно скрывал их. Они уже столько дней были лишены тепла, и отдых был им просто необходим.
При свете костра они разделили друг с другом скудные оставшиеся у них припасы. О том, что запасы иссякают, они не беспокоились — судя по всему, в окрестностях водилась дичь. Они оставили до завтра лишь немного черствого хлеба, а затем Вейни, которому приходилось в дороге спать лишь в седле, с радостью согласился отдыхать первым. Моргейн осталась нести вахту около костра.
Но Моргейн взялась за рукоять меча, зачем-то вытащила его из ножен… и сон с него как рукой сняло.
Меч этот назывался Подменыш — злое имя подлой вещи. Он не любил находиться рядом с ним, был ли меч обнажен или в ножнах, однако он принадлежал ей, и потому выбора у него не было. На вид это был меч с рукоятью в виде дракона работы мастеров Кориса в Эндаре, умерших за сотни лет до его рождения, лезвие которого, однако, оканчивалось кристаллом. Прекрасные руны, искусно вырезанные на нем, поигрывали опаловыми красками. Но не стоило смотреть на эти краски, они отупляли чувства, хотя можно было без опаски прикоснуться к мечу, когда сила его находилась в сокрытии под ножнами. Он не знал этого наверняка и никогда не пытался узнать, но Моргейн ни разу не подавала виду, что боится меча, как не боялась и сейчас. Она встала, а затем вытащила его из ножен.
Вспыхнули опаловые краски, освещая все вокруг странным светом. Стало светло как днем. Тьма превратилась в колодец вокруг острия меча, и вид у него от этого стал еще более жутким. Завыл ветер. Подменыш брал силу из Врат и сам был Вратами, хотя никто не рискнул бы пройти через них.
Он всегда был связан с источником своей силы и светился более ярко, когда острие его было направлено на Врата. Моргейн стала искать, ведя острием по кругу. Деревья вздыхали, выл ветер, и руки ее, лицо, волосы купались в сиянии. В этом сиянии погибло какое-то насекомое, несколько листьев, сорванных с деревьев, оказались в бездонном колодце и тут же исчезли. Клинок мерцал, будучи обращен к западу и востоку, но более всего он светился, когда острие указывало на юг. Яркое свечение слепило глаза.
— Ничто не изменилось, — огорченно сказала она, — ничто не изменилось.
— Прошу вас, лио, уберите его! Он нам не даст более хорошего ответа и добра нам не принесет.
Она уступила. Ветер утих, огненный шар на конце клинка погас, она села, держа в руках меч в ножнах. Лицо ее ничего не выражало.
— Ответ — юг. По-видимому, именно так.
— Спите, — настаивал он, видя ее усталые глаза. — Лио, у меня болят кости, но я не усну, пока вы не выспитесь. Если вам не жалко себя, пожалейте хотя бы меня. Спите.
Она провела дрожащей рукой по глазам, кивнула и легла прямо там, где сидела, даже не устроив для себя ложе. Но он тихо поднялся, достал одеяла, расстелил одно из них подле нее и перекатил ее на одеяло, а потом накрыл другим. Она прошептала слова благодарности и еще раз приподняла голову, когда он подкладывал под нее ее сложенную одежду. Затем заснула мертвым сном, и Подменыш лежал на ней, как любовник. Она не отпускала его даже во сне, эту злую вещь, которой служила.
Он считал, что они уже основательно заблудились. Прошло четыре дня с тех пор, как они прошли через пустоту, которой не мог осознать разум, прошли через Врата. Путь назад был невозможен. Они покинули те места и не знали, куда попали, что за люди здесь живут — они знали только, что сюда вели Врата, и что те Врата, через которые они прошли, теперь уже уничтожены, закрыты.
Было это результатом войны, которую они вели — войны против древнего волшебства, против могущества, созданного кел. Такова была одержимость Моргейн и таков был долг его, ее слуги… и не ему было судить, почему она выбрала именно этот, а не другой путь. Сам он шел за нею потому, что в Эндаре дал ей клятву. Она искала главные Врата этого мира, Врата, которые ей надлежало закрыть. И она нашла их, потому что Подменыш никогда не лгал. Это были те самые Врата, через которые они попали в эту страну, и через которые следом за ними ворвались их враги.
Они бежали, спасая свою жизнь, но, как назло, эта страна уже оказалась во власти их врагов.
— Это на нас все еще воздействуют те Врата, которые мы только что покинули, — сказала Моргейн, когда они начинали путешествие к северу и меч в первый раз предупредил их. Но по мере того, как они удалялись от Врат, а меч давал все тот же обескураживающий ответ, Моргейн начинала что-то невнятно объяснять о горизонте и кривизне земной поверхности и о других вещах, которые Вейни понять не мог. Но затем в конце концов покачала головой, и на лице ее был страх. Он пытался убедить ее, что они все равно ничего сделать с этим не могут, что им остается только бежать, что враги рано или поздно настигнут их. Но утешить ее этим он не мог.
— Я буду точно знать, — сказала она, — если этот сигнал к сегодняшнему вечеру не ослабеет, то меч может найти Врата, меньшие по размерам, но все же возможно, что мы на другой стороне мира или слишком далеки от Врат. Малые Врата сияют не так ярко. Если сегодня меч будет светить так же, как и прежде… тогда мы будем знать наверняка, чего мы добились.
Теперь они это знали.
Вейни снял с себя часть доспехов. Не было у него такой кости, которая бы не болела, но сегодня у него был плащ и огонь, и он был скрыт от глаз врагов, и это было лучше, чем то, что он имел прежде. Он укутался в плащ и прислонился спиной к старому дереву. Меч свой он положил обнаженным на колени. Шлем с головы он снял в последнюю очередь и отложил в сторону, с наслаждением чувствуя, как волосы щекочет ветерок. На шлеме его была белая повязка илина. Ручей журчал в камнях, вздыхали деревья, тихо переступали лошади, пощипывая на прогалине чахлую траву. Шиюнская кобыла выросла в стойле, она не умела чувствовать врага, но на Сиптаха можно было положиться как на человека: тот был обучен, как надо вести себя в бою, и не доверял чужакам, и потому Вейни верил серому коню как себе самому. Полный желудок, тепло, ручей, из которого можно утолить жажду, изобилие дичи, достойной охоты.