Огни на реке
Шрифт:
— Здорово! — вздыхает Миша Цыганенок и протягивает Косте руку, чтобы помочь взобраться в лодку. — Научишь, а?
— Пожалуйста! — великодушно говорит Костя. — Это очень просто. — И он рассказывает, а потом показывает, как нужно нырять.
Миша старательно повторяет его движения, но получается у него плоховато.
— Научусь! — упрямо говорит он.
— Конечно, научишься! — соглашается Костя.
Превосходство Кости доказано, превзойти его не так просто, и настроение у него веселое и доброжелательное.
Они ложатся на песок, чтобы отогреться и отдышаться.
— Ты в Киеве все время живешь? — спрашивает Тимофей.
— Все время. А что?
— Ничего. Мы еще не были…
— Так что? — прерывает Миша. — На будущий год с экскурсией поедем.
— Ну, так то на будущий! Здорово там красиво?
— Ага.
Костя описывает Киев, его крутые улицы, обсаженные каштанами, залитый огнями простор Крещатика, сады над Днепром, стадион, футбольные состязания, из которых Костя не пропустил ни одного, как сплошной людской поток заливает после матчей Красноармейскую и Саксаганскую, так что останавливаются все трамваи, троллейбусы и пережидают, пока он схлынет…
Ребята не сводят с него глаз, и Костя старается еще больше. Он рассказывает о Владимирской горке и Зеленом театре; о памятнике Шевченко и о здании Верховного Совета, в котором Костя не был, но видел снаружи, а как там, внутри, — знает по описаниям; об оперном театре, где Костя вам видел балет "Золушка". Балет ему не очень понравился: ходят под музыку на цыпочках или прыгают — прыгают, правда, здорово! — разводят руками и молчат. Но в общем ничего: напридумано всяких чудес и красивые декорации. А вот опера "Иван Сусанин" — это да! У него даже мороз по коже ходил, когда он слушал… Вот пусть они приезжают, он им покажет больше, чем на любой экскурсии, они весь Киев обойдут…
Постреливая дымком из тонкой трубы на корме, сверху идет тяжело груженное судно.
— Что это за пароход? — спрашивает Костя.
— Это не пароход, а самоходная баржа. Дизельная, — отвечает Миша.
— Ага. Это "Киргизия", — подтверждает Нюра. — Покачаемся?
Ребята бросаются в воду и плывут наперерез барже. Костя плывет следом. "Вот если бы мама увидела", — мелькает у него в голове, но он сейчас же жмурится и даже встряхивает головой, отгоняя эту мысль: если бы мама увидела, ничего веселого Косте это бы не принесло….
Фарватер идет почти у берега, и баржа сама поворачивает навстречу ребятам.
— Куда вы лезете, бисовы диты? — кричат им с "Киргизии". — Потонете, як кутята!
— Не! — кричит в ответ Нюра. — "И в воде мы не утонем…"
— "И в огне мы не сгорим!" — подхватывает Миша, плывущий рядом с ней.
От носа "Киргизии" к берегу бежит волна и мягко подбрасывает ребят. Тимофей заранее лег на спину и подставил солнцу живот. Остальные тоже ложатся на спину и, плавно покачиваясь на волнах, плывут по течению.
— В Каховку пошла, — говорит Миша, когда они, снова улегшись на песок, смотрят вслед удаляющейся "Киргизии".
— А ты почему знаешь? Может, вовсе и не в Каховку, а так куда-нибудь! — оспаривает Нюра.
— В Каховку! — упрямо повторяет Миша.
Сверху медленно ползет большой дымчато-серый буксир. Он с натугой тащит две баржи, почти до самых палуб осевшие в воду. "Кремль", — читают ребята название, написанное красными буквами на кожухе, когда буксир равняется с ними.
— Сейчас все в Каховку идут, — авторитетно говорит Миша. — Туда знаешь сколько всего нужно!..
— Вот бы туда, ребята, а? — мечтательно говорит Нюра.
— Нужны там такие! — хмыкает Миша. — Там специалисты требуются.
— А я не смогу? Да? Вот возьму выучусь и стану специалистом! Каким захочу, таким и стану!
— Ну, станешь. Только когда это будет? Тогда и коммунизм построят. Очень интересно прийти на готовое!
— Ну, это уж ты того… — поворачивается к нему молчавший до сих пор Тимофей. — Что же, если коммунизм, так и делать нечего будет? И нам дела хватит…
— Так то — потом… Сейчас бы поехать!..
— А моя мама поехала в Каховку, — сообщает Костя.
— Ну? Зачем? — поднимают голову ребята.
— На обследование. Она — санитарный врач и будет обследовать, чтобы рабочим было хорошо жить.
— А-а… — разочарованно тянет Миша. — Это что! Строить же она не будет? Самое главное — строить бы…
— Может, чего-нибудь и будет строить… — неуверенно предполагает Костя.
— У меня скоро батько в Каховку поедут, — говорит Тимофей. — Они тракторист. А сейчас выписали книжку про экскаваторы. Как выучат, так и поедут.
— А тебя возьмет?
— Ну, навряд. Да я и не поеду. Я же опыты не кончил.
— Вот, видал? — смеется Миша, оборачиваясь к Косте. — Кому великие стройки, а кому — арбузы.
— Какие арбузы?
— Вот этот мичуринец растит. Думает своими арбузами мир удивить!
Тимофей упрямо наклоняет голову и, глядя исподлобья, как бычок, внушительно говорит:
— Ну, арбуз и при коммунизме нужен.
— А как же! Без твоих арбузов разве коммунизм построишь?
— Построишь. А с ними же лучше! Вот у нас южные сорта не вызревают, а я добьюсь, чтобы вызревали. И не брошу, пока не добьюсь. А ты свое радио бросишь?
— Сравнял! То ж техника!
Видно по всему, что спор этот возник давно и конца ему не предвидится. Миша взглядывает на солнце и поднимается.
— Я пошел: скоро на дежурство, — деловито говорит он. — Ты, арбузятник, пойдешь или останешься?
— Ну чего же я останусь? Я тоже пойду… Ты его не слушай, — говорит он Косте. — Приходи ко мне, сам увидишь…
— Ага! — подхватывает Нюра — Мы вместе придем! Да, Костя? Конечно, придем!
Тимофей и Миша делают несколько шагов и останавливаются.