Огни Юга

Стил Даниэла

Алекса, как всегда, тщательно подготовилась к Большому жюри, назначенному на следующий день. Оно проходило на Манхэттене, в здании суда, где находился ее офис. В то утро Джек заехал за ней домой и отвез на работу в полицейской машине без опознавательных знаков. Заседание проходило при закрытых дверях в условиях величайшей секретности. Присутствовали только она как представитель канцелярии окружного прокурора; Джек как глава следственной группы; защитник и адвокат, а также члены Большого жюри. Им надлежало определить, достаточно ли имеется улик для передачи дела в суд. Апекса знала, что восемнадцать из двадцати трех членов Большого жюри будут присутствовать, то есть их будет на два человека больше, чем необходимо для решения о передаче дела

в суд. Из них не менее двенадцати человек должны проголосовать за передачу в суд, и она не сомневалась, что они проголосуют. По дороге в здание суда Алекса и Джек почти не разговаривали. Они поднялись по лестнице и вошли в комнату Большого жюри в тот момент, когда Квентина ввели через особый вход в сопровождении четверых охранников, на случай если он попытается бежать. И Джеку, и Алексе много раз приходилось бывать там и раньше, и всегда они добивались хороших результатов. Обращения Алексы к Большому жюри практически никогда не отклонялись, и все подготовленные ею документы всегда находились в полном порядке. Так было и сегодня. По этому делу она старалась избежать малейших процедурных ошибок.

Они заняли свои места за столом представителей окружной прокуратуры, а общественный защитник уселась по другую сторону прохода между рядами. Ввели Квентина. Алекса с удивлением увидела его в костюме. Она не знала, где его удалось раздобыть общественному защитнику, но он сидел на нем хорошо. Возможно, это был его Собственный костюм, хотя вряд ли.

Он взглянул через проход между рядами на Алексу, но на этот раз не улыбнулся. Впился в нее взглядом, как будто пронзил насквозь. В глазах его сквозила ненависть. Потом Квентин отвернулся. Можно было без труда представить себе, как он глядел таким же взглядом на девушек, которых насиловал и убивал. Если бы были у нее какие-то сомнения в его виновности, то они бы исчезли.

Большое жюри выслушало представленные обвинения. Свидетелей, которые могли бы их опровергнуть, не было. Джек представил достаточно улик в поддержку решения о передаче дела в суд, не выдавая самой важной информации. Он сказал, что сейчас проводятся расследования в других штатах относительно примерно еще пятнадцати жертв. Члены жюри обменялись несколькими словами с обвиняемым, задав вопрос о его местонахождении и об уликах против него, потом поблагодарили всех за присутствие и сказали, что сообщат о своем решении позднее, после того как проголосуют присяжные. Но Алекса, как и все остальные присутствующие в зале, видела по выражению их лиц, что они проголосуют за передачу дела в суд. Когда имелись четыре трупа женщин и кровь на башмаках Люка Квентина, другого выбора не оставалось.

— Вот и все, — сказал Джек, когда они, поднимаясь по лестнице на следующий этаж, расходились по своим кабинетам. — Пора приниматься за работу.

Алекса кивнула, и они молча расстались, каждый думая о предстоящей работе. Сейчас самая большая тяжесть ложилась на плечи следователей, которые должны были найти улики, необходимые для того, чтобы выиграть дело. Она полностью на них полагалась.

Во второй половине дня Алексе позвонили из Большого жюри. Все проголосовали за передачу в суд дела Квентина по четырем случаям изнасилования и убийства первой степени. Они торопились: в последующие месяцы напряжение будет нарастать, пока не состоится суд. Позвонив общественному защитнику, она спросила, не согласятся ли они на ускоренное судопроизводство. Джо Маккарти поддержал Алексу в том, что было бы в интересах общества как можно скорее предать обвиняемого суду. Общественный защитник призналась, что ей не хотелось бы доводить до суда это дело.

Суд был назначен на май, что давало им еще четыре месяца. К вечеру пятницы, разложив по местам все файлы, освободив письменный стол и запустив в действие механизм правосудия, Алекса ушла домой.

Они с Саванной заказали пиццу на ужин, а потом Саванна

отправилась куда-то с друзьями, а Алекса, вытряхнув содержимое своего кейса, принялась за работу. Если суд над Квентином назначен на май, в последующие месяцы у нее не будет вообще никакой личной жизни, которой, правда, и так не было.

У Саванны с друзьями имелись какие-то планы на весь уик-энд, так что Алекса могла полностью отдаться работе, не чувствуя себя виноватой. В воскресенье во второй половине дня они вместе просмотрели документы для поступления в колледжи, которые собиралась подавать Саванна, и последние выполненные задания.

— На мой взгляд, получилось хорошо, — сказала Алекса, с гордостью улыбнувшись дочери. Саванна, как всегда, уложилась точно в срок. — Давай положим все в конверты и отправим, — сказала она. Они вместе заполнили несколько конвертов, наклеили марки и надписали адреса приемных комиссий. Алекса сказала, что отнесет их вниз и опустит в почтовый ящик, потому что все равно необходимо прогуляться на свежем воздухе. Она не выходила из помещения с пятницы и весь уик-энд работала.

Уже выходя из квартиры, она заметила конверт, подсунутый под дверь. Почерк был неуклюжий, корявый, словно писал ребенок.

— Это еще что такое? — сказала она скорее самой себе, чем кому-то еще.

Письмо было адресовано Саванне и доставлено не по почте. Алекса вошла в комнату Саванны и протянула ей конверт.

— Похоже, ты получаешь любовные записки от очень маленьких ребятишек, — поддразнила ее Алекса и хотела было выйти из комнаты, но Саванна, вскрыв конверт, озадаченно смотрела на содержимое. Письмо было распечатано на компьютере. Если его написал ребенок, то такой, у которого был компьютер, хотя в наши дни у многих детей имелись компьютеры.

Саванна слегка нервничала, передавая конверт матери, но не сказала ни слова. В письме говорилось:

«Я люблю тебя и хочу твое тело».

— Ну, это, конечно, многое объясняет. Тебе не приходит в голову, кто мог его написать? — сказала Алекса. Письмо было без подписи, и Саванна покачала головой.

— В этом есть что-то зловещее, мама. Жуткое. Что-то вроде Любопытного Тома.

— Или тайного поклонника. Может быть, это кто-то из жильцов нашего дома, потому что прислано оно не по почте? Будь осторожна, когда входишь в дом или выходишь, не поднимайся в лифте одна с незнакомым человеком. — Все это было из серии полезных советов.

— Зачем кому-то потребовалось писать мне подобные глупости?

— Потому что в мире полно психически ненормальных людей, а ты очень хорошенькая девочка. Просто будь осторожна, не делай глупостей, и все будет в порядке, — повторила Алекса и спустилась вниз, чтобы отправить заявления в колледжи. Она не хотела признаваться дочери, что ее это тоже неприятно удивило. Она вспомнила, что мать призывала ее быть особенно осторожной, пока слушается дело Квентина, и напоминала, что у таких, как он, наверняка имеются дружки на воле, хотя сами они сидят за решеткой. Правда, Квентин не походил на человека, у которого много друзей или вообще есть друзья в Нью-Йорке. В тюрьме его сокамерники говорили следователю, что Квентин — волк-одиночка.

Алекса спросила консьержа, приносил ли кто-нибудь адресованное им письмо, и тот ответил отрицательно. Интересно, каким же образом доставили письмо Саванне? И что еще важнее, кто и зачем мог написать подобное письмо ей? Она постаралась не слишком расстраиваться и снова поднялась по лестнице, но вынуждена была признать, что это ее обеспокоило. Алекса положила письмо в пластиковый пакет.

Саванна снова заговорила о письме, когда они ужинали, заказав еду в китайском ресторане.