Огонь Ареса
Шрифт:
С каждым ударом Лисандр все больше погружался в себя, он как бы заглядывал внутрь себя и перестал чувствовать свое тело.
Сердце забилось медленнее, насмешливые выкрики толпы растаяли вдали. Лисандр думал об амулете, спрятанном под его одеждой. Яркое сияние камня придавало ему силы и надежду. Однажды он станет свободным, и они с матерью покинут место, где его когда-то гордый народ заставили гнуть спину на спартанцев, презиравших труд. Он не будет больше ничьим рабом.
Когда прозвучал шестой удар, кровожадность толпы уменьшилась. «Шесть», — тихо произнесли несколько человек.
Ему развязали руки, но одеревеневшие
Лисандр чуть не падал — ноги едва держали его. От порыва ворвавшегося во двор вечернего ветра по рассеченной коже спины пробежала пульсирующая боль, а у пояса на складках одежды собралась кровь.
ГЛАВА II
Заходящее солнце озаряло горизонт пылающим красным цветом. Чувствуя в ногах прежнюю силу, Лисандр прибавил шаг, направляясь к окраине Лимны — одному из пяти городов, составлявших центральный район Спарты. Тимеон, ростом почти на голову ниже друга, с трудом поспевал за ним.
Они шли мимо выстроившихся вдоль дорог уличных торговцев, предлагавших свои товары:
«Спелые арбузы — отменная еда после целого дня на поле! Жареный лесной орех — осталось всего три кулька»!
Обычно Лисандр останавливался перекинуться с ними парой слов, но только не сегодня.
— Покажи спину моей маме, — посоветовал взволнованный Тимеон. — Как бы не занести в раны инфекцию!
— Не беспокойся за меня, — откликнулся Лисандр, не сбавляя шага. Его спина горела, словно от ожогов, было жарко, все тело чесалось. Время от времени ткань туники отрывалась от подсыхавших ран, на которых запеклась кровь, и тогда Лисандр впивался ногтями в ладони, подавляя стон. До закрытия заведения лекаря оставалось совсем мало времени, ему надо было успеть купить матери лекарства.
— Агестес надолго запомнит этот день, — произнес Тимеон. — Жаль, ты не видел его лица, когда он не дождался от тебя ни единого крика. Он походил на Гефеста, покровителя кузнецов, наносящего удары по непокорному железу.
Лисандр был рад, что в свете угасающего дня Тимеон не видит его лица. Он знал, что его щеки горят от стыда.
«Разве можно считать честью храбрость, заслуженную унижением?» — думал юноша, и ему не хотелось об этом говорить.
Лавка лекаря была пристроена к фасаду его же дома, который располагался недалеко от центра городка. Когда они почти подошли, Тимеон прервал молчание еще раз.
— Жнецы уважают тебя. Мало кто из них мог бы вот так возразить надзирателю.
Лисандр набросился на друга:
— Не будь таким глупым, Тимеон. Они не уважают меня. Они хохотали и издевались, пока меня били. Потому что я не заслуживаю уважения. Я… и ты… мы рабы, Тимеон. У нас ничего нет. Даже наши тела нам не принадлежат. Мы ничто. Разве ты этого не понимаешь?
Тимеон взглянул на друга и опустил глаза. Гнев Лисандра мгновенно остыл. Они стояли у лавки лекаря.
— Терпеть не могу, когда меня называют илотом, рабом. Тимеон, я мессенец. [11] И ты тоже. Земля за горами когда-то принадлежала нам, наш народ жил в мире. Он проявлял храбрость, когда того требовали обстоятельства,
11
Мессенец — житель Мессении, плодородной области в юго-западной части Пелопоннеса, полуострова, связанного с материковой частью Греции Истмийским перешейком.
Тимеон еще раз взглянул на друга, едва заметно улыбнулся и заговорил неторопливо и осторожно.
— Конечно, думаю, но не все время. Лисандр, я, как и ты, родился илотом. Надежда не сулит ничего, кроме боли и беды.
Лисандр подался вперед, коснувшись рукой плеча Тимеона, произнеся уже не с такой яростью:
— Мой друг, я не единственный, кто смеет надеяться. Ты знаешь о Сопротивлении не меньше моего. Все об этом говорят. Люди из Сопротивления встречаются по ночам. Я слышал, как они шли мимо нашего дома. Поговаривают, будто они ждут удобного случая, чтобы нанести удар. Тимеон, мы не должны мириться со своей участью. Каждый год эфоры объявляют нам войну. Но однажды мы сбросим оковы. Я надеюсь, тогда мне удастся проявить себя.
— Смотри, как бы тебя не постигла судьба Като, — предупредил Тимеон. Он задумался, затем продолжил: — А почему ты думаешь, что участь спартанцев лучше? Спартанских мальчиков во время обучения нещадно бьют. И даже если кто-то из них от этого умирает, считается, что их пример воодушевляет остальных быть сильнее. Разве это не безумие?!
Тимеон всегда знал, что ему сказать. Лисандр поднял руку и сжал плечо друга.
— Извини, сегодня мне как-то не по себе. Давай войдем.
Внутри заведения лекаря царил мрак, свет исходил лишь от горевшего в глубине помещения очага. На разной высоте над огнем висело несколько горшков для варки еды, в воздухе пахло горелым деревом. Вдоль задней стены выстроились мешки с порошками и сушеными растениями.
Лекарь, стоя у прилавка, толок пестиком в ступке какую-то смесь. Подняв голову с крючковатым носом, он уставился на мальчиков и спросил:
— Чем могу служить двум илотам? — два его верхних зуба заискрились серебром.
Владелец лавки был периэком. Спартанцам возбранялось заниматься какими-либо ремеслами. Их готовили к войне, они жили только ради войны. Лишь благодаря периэкам и илотам существовали рынки и общество.
— Мне нужно новое лекарство для мамы — ответил Лисандр. — Последнее не помогло. Она все еще болеет.
— Однако она пока жива, — с ухмылкой произнес лекарь. — Я бы сказал, что прежнее подействовало хорошо.
Лекарь тихо засмеялся, довольный своей шуткой. Лисандр стиснул зубы. Лекарь заметил выражение лица мальчика.
— Ладно, попробуем что-нибудь другое. — Мужчина извлек из глиняного кувшина темные листья.
— Это черная чемерица. Надо растолочь горсть этих листьев, залить их соком маковых семян, затем добавить воды и довести смесь до кипения. Чемерица облегчит дыхание, маковые семена снимут боль и ей будет легче спать. Вкус не очень приятный, но ты ведь знаешь, что говорят спартанцы? «Не доверяй врачу, который прописывает мед».
— А я бы не стал доверять периэку, — тихо шепнул Тимеон.