Огонь и вода

Савин Владислав

— Это ничего — сказала Зелла — я уже так растрепана, что хуже быть не может. Только крепче держи меня, чтобы не уносило ветром!

Она стояла перед мужем, в длинном светлом платье похожая

на сошедшую с иконы святую деву, перед которой опускаются на колени, считая благом поцеловать край ее одежд. Леон одновременно испытывал и огромное счастье быть с ней рядом, и леденящий страх ее потерять. Соседей с нижнего этажа попросили присмотреть за детьми, и Леон с Зеллой, быстро собравшись, вышли на улицу, где их пеленой охватила слепящая глаза пыль. Зелла крепко схватилась за руку мужа. Ветер взметнул вуаль ее шляпы вокруг лица, как подвенечную фату.

— Мне не страшно, милый — сказала Зелла — главное, что мы вместе, какая бы непогода вокруг нас ни бушевала! Мы рядом — а чтобы укрыться от ненастья, я взяла зонтик, как в дни наших первых встреч! И я — никому больше тебя не отдам!

Она ни на миг не отпуская его руку, всецело доверившись ему в выборе пути. Пыльный ветер бесился, грозя сбить с ног и покатить по земле, как мячи; он сразу унес шляпы, трепал волосы, рвал одежды; он гнал в спину так, что приходилось не идти, а бежать, не в силах остановиться. Леон не оглядывался назад, чтобы видеть, идут следом сыщики, или нет — сейчас это было все равно. Он напишет — свой роман.

В палату больницы вошел человек — грязный, усталый, оборванный, в крови. Он подошел к кровати; там лежала плотно укрытая, с сплошь обвязанной головой, женщина; лица вовсе не было видно из марлевых повязок — одни опухшие глаза без ресниц; последние искры жизни блестели в них, она тихо стонала. А человек смотрел на нее, в упор.

— Свобода! — сказал он — а где твое знамя?

Чуть заметное движение света опухших глаз ответило ему, в последний раз.

— Это не моя жена — сказал человек — здесь были бы дети. Теперь я спокоен — думаю, я скоро проснусь. Это был сон… или жизнь?