Огонь подобный солнцу
Шрифт:
Рестораны закрывались; flaneurs, держась за руки, неторопливой походкой шли вдоль темных витрин магазинов. Возле киоска на улице Периньон стояла голубая «ланча», ее владелец листал журналы. Коэн вскочил в машину и, проехав на всей скорости по площади Бретёй, свернул на улицу Севр. Где-то сзади остался хозяин машины, бросившийся было вдогонку. Коэн поставил «ланчу» в тупике неподалеку от Сен-Сюльпис и небрежной походкой, словно прогуливаясь, направился к площади Одеон.
«Ле Серпан д'Этуаль» оказался замызганным невзрачным баром с длинной помятой оцинкованной стойкой, обшарпанными стульями и липким полом. За столиками на улице никого не было; те немногие, что сидели
– Не было ли здесь высокого чернокожего парня? – спросил Коэн у женщины за стойкой.
– Не видела, месье.
– Может, он был и уже ушел?
– Я здесь с двух часов, месье.
Он медленно потягивал свой арманьяк, пока не наступила полночь и бар стал закрываться, но Пол так и не пришел. "Теперь я один. Его нет в живых. Я пережил весь этот ужас, Пол, я вынес столько горя и утрат ради того, чтобы вновь увидеть тебя живым. Чтобы не дать им победить. Но они победили. Они убили тебя и всех, кто об этом знал. Кроме меня. И они раздавят меня, как тот грузовик. В их силах сделать так, что никто не услышит, никто не поверит. Все было напрасно. Пол. Смерть всех этих людей, твоя смерть. Но ведь не мы выбирали. Вот как со мной расправились – я иногда даже забываю, какими простодушными мы были...
Пока все не кончено, это еще не конец. Я сам чуть не опоздал – может, и тебе тоже пришлось нелегко. Ты еще можешь прийти завтра. Он поднял глаза. «Здесь небезопасно. И на улице небезопасно. Клэр беспокоится, ждет на Эмиль Золя, 143. Верю ли я ей?» Заплатив за арманьяк, он побрел по ночным улицам.
«Надо дать Полу еще денек. Не дергаться. ЦРУ будет скоро искать меня в Колорадо, думая, что Пол должен встретиться со мной там». Коэн остановился на тротуаре как вкопанный. Если в Ноенвеге Морт клюнул на то, что я должен встретиться с Полом в Колорадо, значит, Клэр не рассказала ему о том, что мы на самом деле встречаемся в Париже. Значит, она не лжет. Надо спешить к ней, убедиться, что с ней все в порядке".
Поймав на улице Вожирар такси, он доехал до площади Коммерс и спустился по тихой и пустынной улочке Виолет к дому 143 по улице Эмиля Золя. Это было высокое узкое здание, расположенное в глубине улицы. Никто не ждал его ни около дома, ни в темном фойе, ни на сырой, продуваемой ветром крыше. «Где же ты, Клэр? Неужели они схватили и тебя? И я опять потерпел поражение?»
Небо на востоке окрасилось зарей. Беспорядочно разбросанные стрелы кранов, черепичные крыши и шпили на горизонте подсвечивались дымчатой желтизной предрассветного солнца. Он стряхнул с себя сон, в котором постоянно был на грани смерти. Спина ныла, он попытался поглубже вжаться в холодный бетонный угол крыши, но уснуть не мог. Из квартир поднимался запах кофе и доносились сонные мужские и женские голоса.
Он пригладил волосы руками, потер лицо и спустился по лестнице. Он еще раз остановился, чтобы посмотреть на двери подъезда, в которые она так и не вошла. Появившаяся с baguette в руках девочка чуть не подпрыгнула от неожиданности, увидев его. «Са va?» – спросил он.
Она проскочила мимо него в дом. Перейдя улицу, он побрел к Сене, без аппетита поел в маленьком кафе, затем купил в Монопри бритву, ножницы и белокурый женский парик. В туалета другого кафе он побрился, ножницами подстриг парик и надел его. «Я похож на Дорис Дей. Как Дорис Дей в трансе». Выбросив парик в урну, он вышел на солнце.
Он сел на скамейку в Булонском лесу, наблюдая, как утка вела своих утят через прибитую к берегу грязь в бесцветную воду. Утята с писком плескались вокруг нее,
Легкий ветерок рябил воду. Утки с утятами уже не было. На островке посередине озера официанты расставляли столы и стулья в кафе в стиле трактира эпохи Тюдоров. Он потянулся, поглаживая себя по груди, и, вдруг хлопнув по пиджаку, снял его и прощупал подкладку.
В подкладке он обнаружил какую-то металлическую штуковину в черной пластмассовой оправе размером с наручные часы. Он уставился на нее, медленно кивая головой. «Так вот оно что! Идиот, кретин, какой же я идиот! Как ловко она исчезла, когда запахло жареным!» Похолодев, он сунул устройство в карман. Сейчас они откуда-то следят за мной. Из-за какого-нибудь дерева или из машины, следят и выжидают, принимая сигналы этой пищалки. А я чуть не вывел их на Пола". Он встал и, накинув пиджак на плечи, с невозмутимым видом вышел из парка.
«Сука, какая же сука, дальше некуда. Ужас, кошмар; любовь – это смерть, смерть таится в женском поцелуе». От ярости ныло в груди, он шел, как слепой по залитым солнцем весенним улицам Парижа; руки дрожали от проносившихся у него в голове задушенных образов. Впервые оглянувшись на улице Ассомпсьон, он никого не увидел. Позади ярдах в ста от него, у обочины, остановилась серая «симка». Пройдя три квартала, он опять увидел ее на таком же расстоянии от себя. Он перебежал улицу, ловко увернувшись от белого фургончика, бросился вверх по Буланвийер, сшиб с ног школьника с синим портфелем и, то и дело оглядываясь, пересек Ранелаг. Свернув на площадь Шопена, он побежал по улице Анонсиасьон, затем – по Болонь и дальше – по Пасси. «Симки» не было видно. Задыхаясь, он спустился на станцию метро «Трокадеро» и стал ждать поезда в сторону Севрского моста. Он сбежал по ступенькам в самый последний момент. Рядом с ним спешила девушка в черном плаще; добежав до поезда, он резко остановился, чтобы пропустить ее вперед. Когда поезд тронулся, она с удивлением посмотрела на него сквозь окно вагона.
Он сел на следующий поезд в сторону Этуаль. На Клебер он выждал момента, пока двери не начали закрываться и, вскочив с места, быстро выпрыгнул из вагона. На платформе никого не было, кроме старухи в синем фартуке, равнодушно подметавшей окурки сигарет. Двери за ним захлопнулись, и поезд отошел. Жуя окурок, свисавший из уголка рта, старуха уставилась на него.
Он доехал на такси через мост Пон де л'Алма до площади Резистанс. Пробежав мотостоянку на улице Коньяк-Жай и сев в другое такси, доехал до станции метро «Дюрок». На Восточном вокзале он купил билет второго класса до Страсбурга.
– Не слишком ли дорого? – сказал он кассиру, сидевшему за пластиковой перегородкой.
– Quoi – са?
– Да этот паршивый билет – он слишком дорогой!
– Скажи это папе римскому.
– Вы слышали? – воскликнул Коэн, обращаясь к кассиру в соседнем окошке. – Я обращаюсь с жалобой, а ваш приятель посылает меня ко всем чертям.
– Может, туда тебе и дорога!
– Я буду жаловаться на вас в Страсбурге.
– Давай-давай, couillon!
Отвернувшись, чтобы скрыть, улыбку, Коэв направился к платформе на Страсбург. В книжном киоске на вокзале он купил «Bonjour Tristesse» в мягкой обложке и оберточной бумаге, в табачном – перочинный нож и марки. Войдя в туалет, он бросил на блюдечко франк и заперся в кабинке. Вырезав ножом середину из «Tristesse», он вынул из кармана пиджака маленькое черное устройство и вложил его в книгу. Завернув книгу в бумагу, он написал на ней вымышленное имя и адрес в Страсбурге.