Огонь в его ладонях
Шрифт:
Страх повстречаться с Рагнаром не оставлял Бьерна во время короткой схватки. Он все время косился по сторонам, как бы опасаясь, что в дыме очага может материализоваться Волк. Ему хотелось бежать. Когда он и Хъярмл шагнули в ночь, снова повалил снег.
Хельга принялась за исцеление разбитого лица сына, одновременно ругая его за то, что он не убил Бьерна.
— Буран для Бьерна пока не миновал, — сказал ей Браги.
Хаакен, Сорен и Сигурд топтались у двери, выглядывая в щелку. Женщины, дети и старики, прятавшиеся кто где во время схватки, принялись
В доме Рагнара не было радости. Там присутствовало лишь оцепенение, которое постоянно сопутствует несчастью.
Дроконбринг заканчивал свое существование, но это пока ещё не дошло до сознания его обитателей. Тем, кто выжил, предстояло бегство с насиженных мест, преследование со стороны победителей.
Сильный снегопад приглушил крики и звон оружия.
— Там, — сказал Браги, когда боевой волчий вой отца раздался во чреве ночи.
Скоро через порог, шатаясь, перешагнул Рагнар. Он был залит кровью от подбородка до колен. Большая часть крови принадлежала ему. Удар секиры распорол ему живот.
Рагнар издал свой последний боевой клич и рухнул на пол.
Браги, Хаакен и Хельга мгновенно оказались рядом. Но было поздно. Воля и та отказалась служить Волку.
Хельга извлекла кусочки льда из волос головы и бороды и легонько погладила мужа по лицу. По её щеке прокатилась слезинка. Браги и Хаакен отступили в сторону. Эта гордая женщина, когда-то похищенная Рагнаром на юге и ставшая его женой, делала все, чтобы скрыть глубину своих чувств.
Браги и Хаакен отошли к очагу и вместе оплакали свою потерю.
Прощание с Рагнаром прошло в спешке. Такая недостойная покойного поспешность была вынужденной — Хъярмл мог вернуться в любую минуту. Согласно обычаю это должны были бы быть похороны воина с погребальным костром и целой неделей, посвященной свершению ритуалов и оплакиванию усопшего.
Вместо этого Браги, Хаакен, Сигурд и Сорен отнесли тело на Камер Штротхайд выше уровня вечных снегов и оставили его в сидячем положении в каменной пирамиде, лицом к Дроконбрингу и более отдаленному Тондерхофну.
— Когда-нибудь, — сказал Браги, как только Хаакен положил на место последний камень, — наступит день, и мы вернемся, чтобы сделать все так, как положено.
— Когда-нибудь, — согласился Хаакен.
Они оба знали, что это когда-нибудь наступит очень не скоро.
Оставшись вдвоем, братья ещё раз пролили слезы. Потом спустились с горы, чтобы начать новую жизнь.
— Теперь я знаю, как он сделал это, — сказала Хельга, глядя на то, как её сыновья пытаются разрыть мерзлую землю с помощью разбитого каминного кирпича. В руке она держала тонкий золотой браслет, очень красивый. — Этот браслет один из пары, — сказала она. — Его носил Бьерн. Второй был у Хъярмл. Когда Бьерн оказывался поблизости, Хъярмл об этом сразу узнавал. Таким образом Хъярмл и узнал о приближении Рагнара.
Браги что-то буркнул в ответ. Теперь это его совершенно не интересовало.
— Похоже, я его зацепил, — сказал Хаакен.
Браги принялся копать руками. Очень скоро на свет появился небольшой сундучок.
С дорожными мешками появились Сигурд и Сорен. Четверка выживших воинов отправлялась на юг от сухой сосны.
Сундучок оказался небольшим и легким. Он не был заперт и содержал в себе очень мало предметов. Там оказались мешочек с монетами южных стран и ещё один — с драгоценными камнями. Еще там был кинжал с инкрустированной рукояткой и свернутый в свиток пергамент. На пергаменте была грубо нацарапана карта какой-то местности. Содержимое сундучка заканчивалось медным амулетом.
— Пусть все ценное останется у тебя, — сказал Браги матери.
— Нет. У Рагнара были причины хранить все эти предметы в одном месте. А что касается ценностей, то он оставил их мне очень много, но в другом месте.
Браги задумался. Отец был полон тайн. Земля в лесах вокруг Дроконбринга могла быть набита золотом.
— Хорошо. Пусть будет так, — сказал он, перекладывая все предметы в свой дорожный мешок.
Настал момент, которого он так страшился. Надо было сделать первый шаг на юг. Он смотрел на мать. Мать смотрела на него. Хаакен уставился в землю.
Рвать связывающую с домом пуповину оказалось невыносимо трудно.
Впервые на памяти сына Хельга дала волю своим чувствам на людях, хотя и в этот момент нельзя было сказать, что она не владела собой.
Хельга притянула к себе Хаакена и почти две минуты не отпускала, шепча на ухо какие-то слова. Браги увидел на её щеке слезинку. Раздраженно смахнув этот знак слабости, она отпустила своего приемного сына. Браги смущенно отвернулся. Но не для того, чтобы скрыть свои чувства. Просто Сигурд и Сорен прощались со своими.
Мать заключила его в свои объятия. Она прижала Браги к себе настолько крепко, что тот изумился. Мать всегда казалась такой слабой и хрупкой…
— Береги себя, — сказала она. Что ещё могла сказать мать, расставаясь с сыном? Во всем мире не найдется слов, чтобы правдиво передать чувства матери при таком расставании. Язык давно стал инструментом коммерции, а не способом выражения любви.
— И береги Хаакена. Приведи его домой.
Вне всякого сомнения, те же слова она сказала и Хаакену. Немного отстранившись, она расстегнула цепочку медальона, который носила все время, сколько помнил себя Браги. Хельга надела медальон на шею сына и сказала:
— Если у тебя не останется другой надежды, отнеси это в Дом Бастанос на улице Кукол в Хэлин-Деймиеле. Отдай медальон привратнику, чтобы тот в свою очередь передал главе дома в качестве рекомендации. Один из партнеров выйдет к тебе и задаст вопрос. Ты ему скажешь:
Элхабе ан дантис, элхабе ан кавин.
Чи хибде клариче, элхабе ан саван.
Чи магден требил, элхабе дин бачел.
Он все поймет.
Хельга заставила сына повторить стишок несколько раз, до тех пор пока он не закрепился в его памяти.