Огонь в крови
Шрифт:
Лучше бы он первого проклятого искал, честное слово…
Меня затащили на кухню, громко захлопнули дверь и, протянув ко мне руку, угрожающе потребовали:
— Амулет.
Я безропотно вытянула цепочку из-за ворота рубахи — возиться с платьями было невыносимо лень, потому обходилась я страшной, но удобной и простой одеждой. Барон молча и внимательно осмотрел камень, но остался недоволен.
— Сними, — коротко велел он.
И я снова подчинилась. Сложно было качать права, когда рядом со мной находилось чудище, пребывающее в плохом настроении. Возможно, я была глупой, но совершенно
Барон принял амулет, увидел маленький, накрепко затянувшийся узелок и закаменел.
— Почему ты не сказала?
— О чем? — Смысл вопроса дошел до меня не сразу, но под тяжелым взглядом Высшего понимание пришло быстро. — А… ну, амулет же работал, и я подумала, что все в порядке, камень ведь остался прежним…
Под недобрым взглядом я говорила все тише и в конце концов просто замолчала. Судя по ощущениям, конец мой был близок.
— Прежним, — эхом повторил Высший, резко рванув цепочку.
Я вздрогнула. Мне не стало хуже после снятия подвески, как это было в прошлый раз, по правде сказать, я ничего и не почувствовала, но все равно не смогла остаться равнодушной — по спине, по самому хребту, прошелся холодок, словно льдинкой по коже провели.
— Скажи мне, ты когда-нибудь видела треснувший кристалл освещения? — спросил Барон, связывая разорванную цепочку. Из-под его пальцев разбегались мелкие яркие огоньки, скользили по звеньям и рассыпались искристой пылью, врезавшись в камень, подергивающийся на цепочке от раздраженных действий Барона. Не дожидаясь моего ответа, он продолжил: — У таких кристаллов светится только одна часть, в которую вплавлено хранилище энергии. Другая, по причине расщепления каналов, просто не в состоянии получать энергию. Порой она может вспыхнуть, создавая ложное ощущение работы, но правда в том, что это лишь последствия взрывов последних уцелевших каналов, в которых осталось немного энергии. Надолго их не хватит.
Он завязал узелок, массивнее и нелепее моего, с длинными, висящими кончиками несчастной цепочки.
Когда Барон надевал на меня кулон, укороченная нашими стараниями цепочка ощутимо царапнула меня по носу мной же завязанным узелком, но я молчала. Мне не хотелось говорить, я могла лишь, как завороженная, рассматривать пуговицы на рубашке Высшего, боясь лишний раз вздохнуть или моргнуть.
Через несколько мгновений он сухо велел:
— Теперь посмотри на амулет.
Я подчинилась. И на миг просто забыла, как дышать.
В глубине прозрачного камня змеились тонкие молочно-белые трещины, рассекая его по диагонали.
— И… что это значит? — не своим голосом спросила я, с трудом выдавливая слова сквозь сжавшееся горло.
— Поздравляю, дорогая, ты проклята, — зло сказал Барон. — Когда ты впервые почувствовала себя плохо?
— Я…
— Ну?!
— Не знаю. — Мне было стыдно и страшно, я чувствовала, как мир сужается до одной точки, как зарождается звон в ушах, а сердце аритмично стучит в груди. Держать себя в руках и в сознании было сложно. — Я никогда не обращала на это внимания. Серьезные болезни обходили меня стороной. А легкая простуда… она никогда не мешала работе. И я… я просто…
Меня повело. Я поняла это, лишь когда Барон подхватил меня под руку, удерживая почти на весу.
Дотащил до стола, усадил на стул.
Мир приобрел небывалую четкость и звонкость. На языке ощущалась едкая горечь.
Барон присел передо мной на корточки.
— Я могу лишь предполагать и догадываться, — заговорил он. — Я был слишком беспечен и не заметил проклятие, засевшее в тебе, слишком незначительным оно было. И амулет, надетый на тебя… ко времени или нет, не знаю, исправно выполнял заложенные в него функции. Он защищал тебя от проклятия, от любого проклятия, пришедшего ли извне, или затаившегося в тебе самой. И скрывал то, что с тобой случилось. Но после того, как плетение было повреждено, защищать он больше не мог.
— И… что теперь?
— Пойми я все сразу, проклятие можно было бы снять без всякого вреда для твоего здоровья. Теперь же даже амулет не сможет долго его сдерживать. Обращения неизбежны, но происходить они будут медленнее, чем должны.
— Значит, я умру? — вопрос прозвучал неожиданно спокойно.
Барон молчал долго. Просто смотрел на меня, молчал и сражался с самим собой.
Итог сражения подарил мне надежду.
— Значит, мне придется работать с этими шутами, которых ты зовешь городской стражей, — мрачно отозвался он. — Амулет не снимай, быть может, еще не слишком поздно для твоего спасения.
— С-спасибо.
Мир все еще был неправильно четким и каким-то шатким, но ему уже не суждено было развалиться на куски. По крайней мере, не сейчас.
— Не надо меня благодарить, — передернул плечами Барон. — Я собираюсь спасти тебя лишь для того, чтобы убить собственноручно. Если сейчас я сверну тебе шею, это будет милостью. Не хочу, чтобы так было, поняла?
Я резво кивнула и тут же зажмурилась — не стоит делать резких движений в мире, что может порезать своими гранями.
— Что? — обеспокоенно спросил он.
— Голова раскалывается, — простонала я, крепко держась за виски. — По мозгу будто ножом полоснули.
— Мозг? — зло усмехнулся Барон. — Ты веришь, что он у тебя есть?
— Послушайте, то, что я по незнанию начудила, не делает меня безмозглой!
— Начудила? — переспросил он, словно не желая верить, что я могла сморозить подобную глупость. — Ты подписала себе смертный приговор!
Я промолчала, пристыженно опустив глаза. В полной мере ощутить всю безвыходность своего положения у меня не получалось, пульсирующая боль отвлекала от переживаний.
— Знаете, а мне, наверное, повезло, что я вас встретила той ночью, — призналась я, остервенело растирая виски.
— Мне не повезло, — раздраженно отозвался Высший, ничуть не тронутый моей честностью.
Я вынуждала его поступиться его же принципами и не могла винить за злость.
ЭПИЛОГ
Тени на потолке принимали причудливые формы, дрожали и таяли. Свечи, расставленные вокруг постели, прогорели не больше чем на треть, совсем недавно перевалило за полночь, и впереди меня ждала долгая и бессонная ночь. Хотя мне уже несколько часов как полагалось крепко спать, копя силы перед завтрашним днем. Перед свадьбой.