Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»
Шрифт:
Я оделся, а Виталий заметил:
– Арбатов, теперь ты похож на беспризорника, кстати, примерно так же выглядел Шура Балаганов, когда впервые встретился с Бендером, у того только волосы были посветлее.
– И лицо поумнее, – вставил Юра и захихикал. – Игорь, теперь ты можешь идти клеиться к Наталье Ивановне, вчера вечером, когда ты уже дрых, она зашла, постояла у твоей кровати, покраснела и, схватившись за голову, выскочила.
Виталий уточнил:
– Ну, положим, за голову она не хваталась, это Юра преувеличивает, а вот то, что она приходила, стояла рядом с твоей кроватью и краснела, – это действительно было, заколдовал ты бабу-ягодку своим «Ильей Муромцем», заколдовал.
– Сорока четырех, – поправил Пахомыч, – и развелась два года назад.
Виталий изобразил удивление:
– Пахомыч, лапушка, а ты, оказывается, еще и женщинами интересуешься, но зачем это восьмидесятилетнему девственнику?
Пахомыч улыбнулся, показав единственный зуб, почесал лысую голову и сказал:
– Вообще-то мне семьдесят один год, и женщины меня волнуют также сильно, как и в молодые годы.
– Это чистая правда, – подтвердил Юра, – Пахомыч каждый вечер онанирует, как молодой мальчик.
Возмущенный Пахомыч, скрипя суставами, поднялся с кровати, дошаркал до Юры и прокричал тоненьким фальцетом:
– Юрка! Молокосос сраный! Не лезь в мою личную жизнь своим свиным рылом! Негде от вас спрятаться, черти окаянные! – И поковылял из палаты, хлопнув дверью так сильно, что проснулись несколько спящих в дальнем углу больных, насчет которых я уже начал было беспокоиться.
Виталий поднял большой палец руки к потолку:
– Мужики, а ведь в Пахомыче еще жив мужчина, и даже его жена Татьяна за пятьдесят лет супружеского воздержания не смогла его уничтожить. Судя по всему, старик влюблен в нашу Наталью Ивановну или я не писатель.
Тут дверь в палату распахнулась, и вкатилась, повизгивая, каталка. На ней лежал кое-как укрытый больной в бессознательном состоянии, а санитар тоже ехал, навалившись на край каталки животом. Сзади шагала грузная чернявая медсестра Галя. Каталка подъехала к освободившейся кровати, веселый санитар соскочил с нее, а подошедшая сестра прокричала в самое ухо лежащему:
– Слева кровать, перекатывайся!
Санитар нагнулся и заорал в другое ухо:
– Слева кровать, а справа аппетитная медсестра, прими правильное решение!
Сестра отвесила напарнику затрещину и, перевалив больного на кровать и швырнув на подушку его спортивные штаны, снова закричала ему в ухо:
– До утра не вставать, не курить, не есть-не пить!
Веселый санитар заорал в другое ухо:
– В двенадцать ночи – завтрак, не пропусти! – и отскочил, чтобы не получить подзатыльник от сестры, которая поставила невменяемому мужику капельницу и удалилась, а санитар выехал вслед за ней на пустой каталке.
– Видно, после операции, – предположил Виталий.
Привезенный беспрерывно трясся и ворочался.
– Не крутись! – строго, тоном сестры Гали прикрикнул на него Юра, а я заметил что пузырьки в бутылке с жидкостью уже не бегут.
Громко топая, пришла медсестра, за которой сбегал Юра.
– Я тебе как руку положила?! – заорала она на прооперированного. – А ты как держишь? Уже вену дует! – она вогнала иглу в новое место. – Значит, буду колоть бесконечно, раз плохо держишь!
Суровая Галя ушла, мужик вроде бы перестал крутиться, но зато теперь кашлял и дышал, как будто перед смертью. А я подумал: как мне повезло, что позавчера был День медицинского работника и мне ставила капельницу не Галя, а добрая Наталья Ивановна.
Как сказала однажды моя мама, больницы придуманы для того, чтобы меньше было желающих болеть.
Второй день закончился немного быстрее первого, потому, наверное, что я уже почувствовал себя почти здоровым, а время здорового человека летит гораздо быстрее времени больного. Обе Александры, словно сговорившись, не пришли меня навестить. В десять вечера я лег в кровать под разговоры Виталия и Юры и проснулся уже утром, когда в палату вошел наш лечащий врач Левон Джиноевич. Он опять споткнулся о порог, опять упал в кровать Юрия, но тот сегодня не испугался, потому что успел проснуться. Левон Джиноевич встал и объявил, что с сегодняшнего дня мы или покупаем лекарства за свой счет или лечимся без лекарств, потому что больница истратила все отпущенные ей фонды. Это никого не удивило, потому что и до этого нам не выдавали никаких лекарств, объясняя тем, что их еще не подвезли. Тем, кто пожелал лечиться за свой счет, Левон Джиноевич прописывал два лекарства – «Будьздоровит» и «Вечный кайф-плюс».
– У больницы договор с производителем на испытание этих таблеток, – заявил всезнающий Душков. – А заодно делятся прибылью от продажи, сейчас все больницы и поликлиники так поступают.
Третий день не отличался разнообразием от второго, с той разницей, что в коридоре весь день стоял грохот. Это санитары катались наперегонки на каталках и врезались в кровати лежащих там больных (которым не хватило места в палатах). Прооперированный, которого вчера привезли, уже вставал, ходил курить и выглядел довольно веселым.
А после ужина улыбающийся Юра принес мне письмо в заклеенном конверте. Он бросил конверт мне на грудь и сообщил:
– Арбатов, Наталья просила передать это тебе лично в руки.
Пахомыч дрожащим голоском спросил:
– А может, это письмецо предназначено мне?
Юра возразил:
– Извини, Пахомыч, но мне было четко сказано, чтобы я передал письмо лично Игорю Арбатову.
Юра прошел на свою кровать, а я разорвал конверт, вытащил листок и прочитал: «Милый Игорь, я не могу не написать тебе это, потому что мне необходимо выговориться. В моей немаленькой жизни было очень мало любви и особенно секса, потому что муж был холодным мужчиной, сознательно или бессознательно он обходил этот вопрос стороной. Если уж быть честной, то секс у нас был только два раза в жизни, когда мы делали наших сыновей, но они уже выросли и живут своей жизнью, а с мужем мы развелись два года назад. Скажу прямо: когда я увидела твой великолепный член, я вдруг почувствовала себя женщиной, которой очень-очень хочется, чтобы этот красавец в нее вошел, это же не член, а маленький бог, которому хочется молиться. Я понимаю, что мы почти незнакомы, но мне уже сорок четыре года, жизнь стремительно уходит, а я еще ни разу не делала глупостей, ни разу не улетала в космос с мужского члена, а я отлично знаю, что чувственные женщины, а я именно такая, улетают в космос. Так вот, Игорек, я решила наплевать на все условности и приличия в мире и ровно в двадцать два ноль-ноль я буду ждать тебя в моей операционной, ты туда забегал вместо туалета. Поскольку я очень стесняюсь, света не будет. Диван стоит в углу. Приди и возьми меня, милый, я прошу у тебя всего одну ночь, потому что не хочу мешать твоей счастливой семейной жизни».
Пока я читал письмо, во мне нарастало возбуждение, ведь я уже больше двух месяцев не был близок с женщиной. А Наталья очень привлекательная особа, и я смог бы ласкать ее целую ночь! Но во мне снова ожила обида, и подумалось, что она, может быть, не мне первому пишет такое письмо. Все женщины такие, мужчина для них – конь, которого, как говорила моя мама, в любой момент можно сменить.
– Ставлю тысячу баксов против одного рубля, что рыбка Наталья заглотила твою наживку, – заявил Виталий.