Охота к перемене мест
Шрифт:
Мог ли Погодаев вообразить, что на пристани Тонкого мыса встретит столько своих?
«Рассвет» и баржа еще не пришвартовались, а Погодаев разглядел на пристани Зину Галиуллину об руку с Варежкой, Чернегу в куртке не по сезону и в высокой
Погодаев увидел на пристани и старого знакомого Клотика. На нем комбинезон с меховым воротником, капитанка с крабом, он что-то кричал Погодаеву, отчаянно жестикулировал. И на расстоянии было заметно, что Клотик уже согрелся ради торжественной встречи.
Докричаться еще нельзя было, но Погодаев услышал знакомый залихватский свист Садырина; тот стоял с непокрытой головой, а отсвистев свое, запустил пальцы в шевелюру.
На пристани услышали первые слова Погодаева:
— Соскучился по вас, черти!
Искал глазами Машу, но откуда ей быть на пристани, если он ничего не сообщил о возвращении? Радист теплохода соглашался отстукать приватную радиограмму. Погодаев помнил, что на языке полярников-радистов цифра «88» означает не то «привет», не то «целую». Но адреса Маши он не знал.
Погодаев спрыгнул на берег до того, как был подан трап. Вид у него измученный, зарос рыжеватой щетиной. За спиной многострадальная тощая котомка, на дне которой лежат две неразлучные, ни разу в этом путешествии не раскрытые книжки: «За далью — даль» и «Потаенный Радищев».
Стоянка «Рассвета» у Тонкого мыса была весьма кратковременной. Машинисты могучего крана выгрузили рабочее колесо в рекордно короткий срок.
Ледостав подступал к каравану все ближе. И утром «Рассвет» изо всех своих силенок заспешит вниз по течению.
Прежде чем направиться к пикапу, где за баранкой уже гордо восседал Нистратов, Погодаев повернулся к Ангаре, напоследок пристально, неторопливо всмотрелся в густую шугу, разбавленную по-зимнему черной водой.
Он вспомнил Андрея Константиновича Княжича:
— Энергоноситель...
Надо черкнуть Княжичу открытку, доложить, что пятое колесо благополучно приплыло. Вот так же Погодаев летом уведомил Княжича о счастливом окончании предыдущего рейса.
Почему Погодаеву запомнился тот погожий вечер на стыке лета и осени? Ведь тогда на пристани у Тонкого мыса его не встретила ни одна знакомая душа. Востсибстальмонтаж еще не рокировался в Усть-Илимск.
Неужто тот вечер запомнился лишь потому, что над рекой висело неправдоподобное сиреневое небо, исчирканное пролетающими утками?
Нет, память была обязана совсем другому. Именно с той поры у него возникло и не проходило ощущение, что он заглянул в завтрашний день.
1973—1979