Охота на Лунина
Шрифт:
– Я, пожалуй, пойду, – сержант торопливо вскочил из-за стола и, на всякий случай, замер, ожидая возможных возражений.
– Пожалуй, – кивнул Лунин. Дождавшись хлопка входной двери, он занял освободившийся стул и, положив папку с документами на стол, подпер вновь отяжелевшую голову обеими руками.
– Вам может чайку, – моментально поняла его состояние хозяйка дома, – с лимончиком?
– А лучше коньячку, – вмешался ее супруг, чье круглое, с едва заметной, но все же уловимой хитринкой лицо заставило Лунина усомниться в правдивости трагичного финала сказки о Колобке, – грамм пятьдесят. И голове лучше станет, и запах приятный будет.
– Лучше чая, – согласился с хозяйкой Лунин, – коньяком от меня и так пахнет.
Забрав со стола чашку, из которой пил сержант, Мария Геннадиевна убежала на кухню. Немного помассировав пульсирующие виски, Илья взглянул на притихшего Николай Федоровича и коротко скомандовал.
– Ну, рассказывайте.
– Что именно? – Колобок услужливо улыбнулся, а на щеках его проступил неожиданный румянец.
– Все, – открыв папку, Илья извлек из нее бланки протокола допроса, – все, что вчера было. Что видели? Что слышали? Что сами делали?
– Ничего, ей богу, ничего! – поклялся Николай Федорович. – Ни вчера, ни сегодня.
– Что, ничего? – уточнил Лунин. – Ничего не делали? Зачем вас тогда тут держат?
– Так ведь газон, газон стричь надо, – затараторил в ответ Красильников, – одного газона почти сорок соток. А яблоки? Вот вчера яблоки до самой темноты собирали. Опять же, дрова.
– Здесь что, дровами топят? – удивился Илья.
– Так-то конечно здесь все на газу, но ведь то камин разожгут, то баню затопят, а то и во дворе кострище организуют, – с грустью в голосе объяснил Николай Федорович. – Можно ведь уже колотые дрова закупать, в цене не шибко большая разница, а уж Игорю-то Владимировичу, покойному, ее и в микроскоп ее не углядеть было. Так ведь нет же! Он ведь как любил? Выйдет, посреди двора встанет и зовет меня, пойдем, мол, ФедОрыч, дровишки поколем. Это он меня так звал, значит, ФедОрыч.
Илья понимающе кивнул и тут же благодарно улыбнулся Марии Геннадиевне, поставившей перед ним полную до краев чашку чая с плавающей в ней толстенной долькой лимона.
– Вот иду я к нему, несу в каждой руке по топору, – продолжил повествование Красильников, – и вот начинаем мы в два топора дрова, значит, колоть. Только ведь он как выходит?
– Как? – Лунин с удовольствием отхлебнул крепкого, в меру сладкого, с небольшой лимонной кислинкой чая.
– Владимирыч минут пять поколет, да и присядет в сторонке. Сидит, смотрит, как я топором орудую, да подсказывает, как правильно. Очень уж он любил советы давать. За какое дело не возьмись, все знал, – Красильников задумчиво потер мягкий округлый подбородок, – ну или сам так думал, что знал. Вот сидит он, значит, мне советует, а я топором намахиваю. Так бывает по часу его советы и слушаешь, пока спина отваливаться не начнет.
– Ты сейчас наговоришь-то, – одернула супруга Мария Геннадиевна, – господин следователь еще решит, что у тебя к Игорю Владимировичу неприязнь какая была.
– Была? – Лунин шумно отхлебнул еще чая и зажмурился от удовольствия, обращение «господин следователь» ему было необыкновенно приятно.
– Скажете тоже, – лицо Николая Федоровича приняло обиженное выражение, наверняка именно такое бывало у его сказочного прообраза в те минуты, когда очередная зверюга сообщала о желании плотно подкрепиться, причем, именно им самим, – нормальный мужик был, и мы при нем тоже горя не знали. Теперь-то непонятно, кому все это счастье, – он кивнул в сторону окна, достанется. Да и будем ли мы нужны новым хозяевам?
– Ой, – фыркнула Красильникова, – кому бы ни досталось, полы сами они мыть не станут, да и газон сам себя не покосит. Так что, нам бояться нечего, главное, дело свое делать дельно.
– А я что, не дельно? – возмутился Николай Федорович.
Лунин вздохнул. Делать дело дельно, – это как раз то, чем ему сейчас стоило заняться.
– Давайте все же вспомним вчерашний день немного подробнее, – допив чай, Илья с грустью разглядывал пустую кружку. Чайной ложки у него не было, а выковыривать прилипший ко дну ломтик лимона пальцем он не решался, – если я правильно понял, Игорь Владимирович собрал родственников по случаю праздника.
– Праздник, – неодобрительно причмокнула губами Мария Геннадиевна, – что-то я праздника там особенно не заметила. Да и вообще, если уж про праздник говорить, так ведь это и не вчера вовсе было.
– А когда же? – удивился Лунин, смирившийся с тем, что кусочек лимона так и останется несъеденным.
Вскоре, из объяснений Марии Геннадиевны, которые периодически прерывались комментариями ее круглолицего супруга, Лунин узнал следующее. Десятилетнюю годовщину свадьбы чета Фильченко отмечала позавчера, а немногочисленные гости начали съезжаться еще на день раньше.
Первым появился старший сын Игоря Владимировича. В калитку Владимир позвонил, как это точно помнил вышедший после обеда на крыльцо Николай Федорович, в начале третьего. Кивнув открывшему ему Красильникову, он молча прошел в дом, неся в одной руке не слишком больших размеров дорожную сумку, а другой неловко держа под мышкой какую-то достаточно тяжелую, но тоже вполне компактную коробку. От предложенной ему помощи Владимир все так же молча отказался.
– Он вообще, когда бывает, нас сильно разговорами не балует, – пожаловалась Мария Геннадиевна, – мы поначалу думали, что это он нас, прислугу за людей не считает, а потом смотрим, он со всеми так общается. Молча. Ему порой брат говорит, говорит что-то, а он либо кивнет, если согласен, либо головой эдак мотнет из-стороны в сторону, мол, не по нраву ему сказанное. А то и вовсе может не дослушать, развернуться посреди разговора и уйти. Он с сестрами такое частенько выделывает, особенно с младшей.
Почти час спустя одновременно прибыли дочери Фильченко. Обе они летели из Петербурга одним рейсом и вполне логичным было то, что женщины решили взять одну машину такси на двоих (точнее, на троих – Наташа прилетела вместе со своим мужем Андреем), хотя, как показалось в очередной раз открывавшему калитку Николаю Федоровичу, идея была не очень удачной.
– Уж не знаю, что они там по дороге успели не поделить, – он с грустью покачал круглым лицом, – к нам из аэропорта ехать от силы минут пятнадцать, но разругались они вдрызг. Пока от машины до дома шли не то что не разговаривали друг с другом, а словно никого рядом и вовсе не было.
– Но ведь они могли поссориться еще в самолете, – возразил Илья и тут же покраснел, поняв, что сморозил глупость.
– Стали бы они тогда в одну машину садиться, – вздохнул Красильников и заботливо предложил. – Может все же коньячку немного? Для живости ума, так сказать. Вам же сегодня, как я понимаю, весь день разговоры разговаривать.
– Разговоры разговаривать и дела делать, – в тон ему отозвался Лунин. – Мне, если можно, еще чайку.
Позже всех, уже в сумерках, на своем автомобиле приехал живший в Среднегорске младший сын Игоря Владимировича. В ответ на замечание Ильи о том, что живущий поблизости Егор мог бы приехать и утром, в день торжества, Николай Федорович на мгновение задумался.