Охота на монстра
Шрифт:
– Януш!
– негромко позвал он, проскочил коридор и шагнул в полутемную комнату, освещаемую только крохотным интимным ночником, установленным на полу в дальнем углу.
Однако даже скудного освещения хватило для того, чтоб разглядеть Монику, лежавшую в постели. Она, конечно, попыталась спрятаться под одеяло - лишь бы Юрген не узнал, но тот вдруг «почувствовал» девушку, даже глаза не потребовались. Просто вошел в комнату друга и мигом - каким-то неизвестным науке шестым чувством - понял: в постели у Януша Моника. Именно Моника.
…Точно так же вот сейчас - десятую долю секунды назад - он почувствовал Вспышку за
По крайней мере, он, Юрген, за последние сутки дважды убедился: внутри человеческого организма есть некая загадочная «антенна» - приемник, улавливающий нематериальные волны. Волны страха. Или радости. Или… ужаса.
Вчера он точно понял, что такое волны страха и вины - когда Моника спряталась под одеяло. Юрген «контрастно» и объемно чувствовал стыд подружки Януша. Стыд? За что? Взрослая женщина, сделавшая выбор… Может, ей просто было страшно одной в последнюю ночь? Имела право? Имела. Но Юрген физически - внутренним «приемником» - распознал ее стыд, вину перед ним. Потому молча шагнул назад, из дома Януша, с горечью осознавая, что друга у него больше нет. И девушки, которую любил, - тоже.
А теперь вот здесь - в центральной командной рубке «Медузы» - Шлиман узнал, что такое волны Ужаса. Дикого. Пещерного. Первобытного. Такого, от которого хочется орать. Убегать куда-то с выпученными глазами, не видя ничего вокруг. Убегать!!! Или сойти с ума от страха - сразу. Лишь бы только не знать, не чувствовать того, что открыла Вспышка за спиной.
Он шагнул к двери, повинуясь команде руководителя эксперимента. Шагнул к двери, протянул руку, даже прикоснулся к кнопке разблокировки прохода… Все трое оставались позади - и Марк Айштейн, и Януш Боку, и Моника Траутман.
Боку, как всегда нервный, резкий, с микрофоном в бескровных пальцах - он держал связь с генераторным отсеком. Вкусно пахнущая Моника, которая в решающий день почему-то накрасилась и надушилась, будто шла на элитную вечеринку. Марк, как обычно, в мятом белом халате, в полудомашних тапочках, в круглых очках с толстой оправой. Лишь теперь Юрген вдруг осознал - четко, за короткий миг, - почему Айштейн носил такие очки. Он мечтал походить на великих физиков прошлого, создававших квантовую механику, общую теорию относительности пространства-времени… Что-то заныло внутри - то ли от жалости к Марку, то ли к ним всем.
Вспышка!!!
Кажется, кто-то захрипел, этого Юрген не успел точно понять. Звук был сверхкоротким, «импульсным» - как то вихревое магнитное поле, с помощью которого Марк Айштейн взламывал привычное пространство Вселенной, пробивая Дверь в иную реальность.
Хрип?! Марка? Януша? Моники? Кого из них?! Этот вопрос остался без ответа: у Юргена не было времени, чтобы обернуться. Он почувствовал Вспышку кожей спины, хребтом, и тут же захотелось орать от ужаса: что-то чужое, дикое, безжалостное вломилось в их привычную, такую милую и уютную реальность. Существо?! Зверь?! Энергия?! Темные силы Ада?!
И надо было вопить, срывая глотку, нестись прочь, не различая дороги, выпучив глаза, да только сверхмощный поток электромагнитной энергии
Дверь. Она действительно существовала - там, на экранах центральной рубки можно было увидеть… Открытая Дверь, сквозь которую в мир людей проникло Чужое Нечто. Злое. Беспощадное.
Выли сирены, судорожно мигали аварийные лампы в коридорах, пытались уцелеть маленькие букашки-люди, и только Юрген Шлиман оставался спокоен и тих. Все происходившее ничуть его не заботило.
23 июля 2114 года
– Не приживется он у нас, - вздохнул Франтишек Букач и смачно поскреб пузо пятерней.
– Вот увидишь, кэп. У меня нюх на такие дела.
На круглом, добродушном лице Николая Атаманова не появилось и тени недовольства. Капитан «Осла» покосился на боцмана, но промолчал, только усмехнулся в усы. Николай без дополнительных разъяснений понял, что Букач, много лет назад получивший от кого-то из остряков прозвище «Франт», говорит о новом помощнике - Андрее Славцеве. Боцман, обожавший много и хорошо поесть, совсем не походил на франта - не только из-за того, что огромное пузо вылезло бы из любого пиджака, но и из-за мелких «грешков». Например, завалиться на полчасика в кают-компании, всхрапнуть после обеда.
О ком мог говорить Франт? О Славцеве! О нем, о ком же еще?! Только что, пять минут назад, новый помощник капитана и боцман в очередной раз сцепились из-за какого-то пустяка. Николай даже не смог понять: кто прав, кто виноват? В последние дни создавалось впечатление, что Андрей и Франтишек только ищут повод, чтобы выкопать «топор войны».
– Не приживется… - настойчиво повторил боцман, догадавшись, что кэп не склонен обсуждать кандидатуру своего помощника.
– Зачем ты его взял, без опыта?
– Человек хороший, - этот разговор шел уже не впервые, но Атаманов был терпелив, жизнь научила. Он привык гасить любые волнения в экипаже. Лучше тридцать три раза провести беседу, чем один раз орать и топать ногами, так считал капитан.
– Андрей - бывший офицер федеральной гвардии, сам знаешь. С отличием закончил курсы переподготовки - выучился на пилота. Летная школа дала ему прекрасные характеристики. Волевой, решительный, честный. А опыта наберется…
– Какой-то он слишком прямолинейный. Без хитринки. Без извилин. Все у него по-военному просто, дубово.
Командир «грузовика» не ответил, только снял фуражку, пригладил темные волосы. Боцман перегибал палку и сам должен был почувствовать это.
– Во второй рейс с нами пойдет, а до сих пор никакой «кликухи» не приросло…
– «Кликуха» - это на зоне, - скривился Атаманов.
– Ник, да брось ты!
– чуть обиженно заявил Букач.
– Ты прекрасно понял, о чем я хотел сказать!
Николай Атаманов и в самом деле отлично понимал, что имеет в виду боцман. У любого из членов экипажа были свои прозвища, прилипшие к ним за годы скитаний среди звезд. Атаманова, например, звали кэпом или Ником, в зависимости от ситуации. А самого Букача - Франтом или папой, опять же по настроению. Боцман и был «папой» экипажа - кроме Атаманова, он дольше всех служил на «Осле». Мог запросто прикрикнуть на любого, хотя летали вместе не первый день: новичков и лодырей здесь не любили, сплавляли быстро, а каждый из удержавшихся отлично знал свое дело и собственные задачи.