Охота на охотника
Шрифт:
Лив спросила что-то – Сандерс не разобрал.
– …слепыми. А когда глаза открылись, стали ходить за мной, как за матерью. – Голос Полубоя то приближался, то удалялся, накатываясь, как морской прибой. – Я их могу чувствовать на расстоянии нескольких миль. Когда я вылетал, чтобы договориться с Конторой Сандерса о сотрудничестве, им дали несколько вещей Керрора. Не знаю уж, что они запомнили – запах, вкус, еще что-то, но когда я в Южной башне попросил их отыскать следы Керрора на Хлайбе, они взяли след, будто он был совсем свежий. В этой пещере они потеряли со мной контакт и стали ждать, когда
«Если бы все так могли, – подумал Сандерс, – понимать мысли друг друга. Насколько проще жилось бы на свете. Никто не смог бы обманывать, строить интриги. Таких людей просто все избегали бы. А я оказался бы не у дел… Ну и черт с ним!»
Ему показалось, что он только что закрыл глаза, но кто-то требовательно потряс его за плечо.
– Подъем, – вполголоса сказал Полубой, – пора.
Сандерс сел, потянулся и охнул от боли в голове.
Полубой передал ему ампулу амфимина, и Дик прижал ее к локтевому сгибу. Через полминуты он уже был готов идти хоть на край света.
Мичман осмотрел свою саблю.
– Так, у тебя, Дик, шпага Виктории. Лив, возьми, – он протянул ей абордажную саблю.
– Если бы я еще знала, как ей пользоваться.
– Чего там хитрого! Руби сплеча – и дело с концом. Шест твой все равно там остался.
– Паук сжевал, гад, – подтвердила Лив.
Она неловко взмахнула саблей, покачала головой и сунула ее за пояс.
Выход из пещеры был только один – вдоль русла зеленоватого потока. Он полого спускался, и Сандерс невольно задумался: а как они будут дышать там, на глубине? Движения воздуха здесь совсем не ощущалось. Однако недостатка кислорода они не испытывали – видимо, поток нес его с собой. Испарения от его зеленоватой поверхности были почти незаметны на глаз, а запах не ощущался совсем.
Только через час Сандерс вдруг заметил, что риталусы опять исчезли. Когда он спросил о них Полубоя, тот хитро подмигнул:
– Знаешь первую заповедь карточного шулера? Всегда имей в рукаве на одного туза больше, чем у партнера.
Шагалось на удивление легко, и, поскольку идти молча было скучно, Сандерс принялся вспоминать прошлую жизнь. В том, что теперь она изменится, он нисколько не сомневался. Теперь все будет по-другому! Хватит прыгать из постели в постель, хватит глушить виски и всякую дрянь, пора и о семье подумать. Вон, их у отца с матерью пять душ было, а он все-таки смог в люди выбиться. Достойная работа, приличная зарплата.
– Мы ведь в трущобах жили, – сказал он, – с хлеба на воду перебивались, и дорога была одна – или на рудники, спину гнуть, или в банду и в двадцать лет получить заточку в живот от такого же звереныша, как и сам, или спустя пару лет загнуться на каторге. Вы бы знали, чего мне стоило поступить в колледж! Зубами науку грыз. А попал в район – одни черные. Ну, местный шовинизм и все такое. Дня не проходило, чтобы без драки обошлось. И травили меня, и латиносом обзывали, хотя какой я латинос? Так, одна пятая часть если есть – и то много.
– …фермерствовали. Крепкое хозяйство было, а отец, когда узнал, что я во флот решил податься, вожжами отходил вдоль спины, ага. Неделю присесть не мог. Мать-то плакала, но видела, что если я решил – все! Никуда не сверну, – говорил Полубой, – я упрямый, как баран, все так говорили.
– Точно! – согласился Сандерс. – Это я тоже заметил.
И он принялся обстоятельно рассказывать, как учился в школе, как надрался до посинения с русскими. Полубой гнул свое – про жизнь в училище, про службу в спецназе, вспоминал Луковый Камень и всех приглашал туда приезжать. Лив тоже не молчала – и ей было что поведать. И про то, как брат-придурок залез в долги и пришлось всей семьей отрабатывать, не то в поденщики бы попали, а это на всю жизнь. А потом она выучилась водить глидер.
– …или детей рожать, или на фабрику – спину гнуть. А пошли вы все, думаю! И сорвалась. Ох и покидала меня судьба перед тем, как на Хлайб попала. А здесь задержалась и вот вас встретила.
– Теперь уж не расстанемся, да?
– Никогда! – воскликнул Сандерс.
– Вместе всю жизнь, – гудел Полубой, – таких ребят, как мы, поискать – и не найдешь! А Керрора скрутим, лишь бы не сдох, пока поймаем.
– А за его здоровье почему не выпить? – спросил Сандерс, удивляясь сам себе.
– А и выпьем. – Полубой остановился, достал фляжку. – Лив, тебе как даме – первой.
Всем стало весело и легко. Самое сложное осталось позади, а теперь, когда они вместе, им все нипочем!
– За здоровье этого… как его, – Лив согнулась от смеха, – Агламбы! – Сделав глоток, она отдала флягу Сандерсу, и тот, задыхаясь от хохота, влил в себя обжигающую жидкость.
– Ха-ха… – гулко бухал Полубой. – Ну-ка, осталось там чего? – Он опрокинул флягу над ртом, ловя топкую струйку спирта губами. – Всё! – Хрястнул фляжкой о стену, она запрыгала и нырнула в зеленую жижу.
Обнявшись, они ощутили необычайное единение мыслей, как если бы были одним организмом. Вот если бы и вправду можно было слиться друг с другом и жить как одно целое.
Сандерс взглянул на Полубоя и оторопел – на лбу мичмана расплывался огромный волдырь. Багровый, с желтым гнойником посередине.
– Э-э, Касьян, где это тебя угораздило? – Он ткнул пальцем в лоб мичмана.
– Ты на себя посмотри, – сказала Лив, – весь чирьями идешь, как пацан пятнадцатилетний. Что, тоже гормоны взыграли?
– Милая моя, – Полубой повернул ей голову, – да у тебя тоже пятна какие-то по всему лицу. Это мы грибов обожрались, точно говорю. И аптечка пуста…
– Подыхать будем, – вдруг понял Сандерс, и дикий страх охватил его. – Не хочу! Почему здесь? Я всю жизнь пахал, как раб, неужели приличного места не нашлось?
– А какая разница? – мрачно спросил Полубой. – Здесь или там – один хрен, где гнить.
– Только жизнь наладилась, – всхлипнула Лив, – только человека встретила!.. – Она бессильно опустилась на колени и зарыдала.
Ноги не держали, и Сандерс сполз по стене на камни. Слезы обиды душили его, и он не стеснялся их – рядом в голос рыдала Лив, Полубой, обняв ее за плечи, моргал ресницами, стряхивая слезы. Опустошение и безысходность навалились могильным камнем, выдавливая последние силы. Куда спешили? Зачем рвались в эти подземелья, где даже некому будет глаза закрыть?