Охота на русалку
Шрифт:
— А как в притон приходил?
— На халяву! Его так и звали дармоебом, — спохватившись, покраснела баба. Следователь, не сдержавшись, рассмеялся громко.
— Значит, не повезло с мужем? — спросил, давя смех в кулаке.
— А кому легко с козлами? Ребенка он не хотел, в дом ничего не принес, не помогал. Какая мне от него радость была? Стирала его исподнее, готовила, убирала, а вместо благодарности одна брань да упреки.
— Не жалеете, что его нет?
— Ну это уж вы слишком! Он пусть и не подарок, а все ж законный муж! Ругал, но не бил, как других. Денег не давал, но и
— Другого найдете, — улыбался следователь.
— А вот это не получится! — отмахнулась баба.
— Почему?
— Вдовье отбыть надо…
— Ну это не смертельно!
— Тоска заела! Без дела сижу. Вот если б ларек мне вернули…
— Думаю, через недельку его получите. Переоформите документы и торгуйте!
Тонька разулыбалась, предложила кофе. Следователь отказался, а через неделю, как и обещал, вернул ключи и документы от ларька. Баба переоформила на себя торговую точку, но пошла к Женьке проситься, чтобы пустил ее работать рядом.
— Я не буду продавать на розлив, — клялась баба.
— Алкашам не нужны твои стаканы. Они из горла пить станут. Что начнется потом, сама знаешь. Где пьянка, там и драка! — не соглашался Евгений.
— Сколько баров в городе открылось — уже не счесть. Никто не жалуется на драки. А напиться при желании и у тебя смогут. Принесут водку, разбавят пивом, за каждым не уследишь. Только в конце дня из-под столов пустые бутылки мы вместе с Юлькой убирали.
— Это единичные случаи! — спорил Евгений.
— Может быть. Но не меньше двух десятков штук, спроси своих.
— Дай подумать, — перестал спорить он.
— А чего тянуть? Где-то ты поможешь мне, а и я сгожусь. Нет покупателей у меня — Юльке помогу.
— Тонь! Ты меня знаешь! Не ломай! Я сам должен решить, не дави на горло! — начал злиться Евгений.
Утром, приехав в пивбар, увидел, как Антонина таскает наравне с Иваном бочки с пивом. Юля считала, указывала, где их ставить. А эти двое с шутками и хохотом носили пиво, перебрасывались приколами.
— Тонь! У тебя на корме грузовая площадка простаивает. На нее враз четыре бочки загрузить можно. Чего по одной носишь? А ну встань раком, и загружу, и сам приспособлюсь! — смеялся Иван, щелкнув Тоньку по заднице.
Она донесла бочку, поставила ее и, дождавшись Ивана, ущипнула его:
— Чего ж ты своей стрелой не разгружаешь? Закрепи площадку, на нее пяток бочек, и бегом в ларек! Что? Слабо?
— Стрела не выдержит. Не с чем будет к жене подвалить, — подмаргивал водитель.
— А мне моя корма нужна. Я ею алкашей выдавливаю, когда раздухарятся. Вчера одного как придавила с утра к стене, так он только вечером отклеился. Такой тихий домой пополз, что и жену, когда она пришла его встретить, не узнал. Раньше он у нее на башке пустую поллитровку разбивал, а тут встать не смог.
—
— Не без дела. Говнять стал всех баб поголовно. А меня особо! Да еще косорылой на все места назвал. Я ж точно помню, что с ним не была, и завернула гаду рыло на спину. Пусть теперь научится хорошим манерам, со своей жопой здороваться и на вы с ней говорить…
— Ты, едрена мать, всех клиентов отпугнешь от меня! Это верно, что мужика уделала? — подошел Евгений к Тоньке.
— Он сам к ней прикипал. За сиськи цапал. Тонька его по лапам, он брехаться начал. Обзывал по-всякому. Хотели вышвырнуть козла, так рогами уперся. И не ушел бы сам по себе, по-доброму. Нам уже пришло время убирать в баре. Антонина стала полы мыть, а я посуду. Этот прыщ стал у окна и Тонькину жопу чем только не называл. Паровозным тендером, судовой кормой, аэродромом, полигоном, стадионом, ну, достал, чума облезлая. Да при том плевался ей на юбку. Ну та не выдержала, припечатала к стене с размаху. Он еле продышался. Хоть теперь отстанет. Было меня изводил вот так же, да времени не хватило поприжать, чтоб у падлы грыжа через ухо вылезла! — вступилась Юлька.
— Вы в другой раз полегше, не калечьте мужиков! Иначе вовсе клиентов не будет, — хохотал Евгений и предупредил Антонину, что завтра она может перевозить свой модуль на прежнее место. Баба просияла от счастья.
А Евгению вспомнился разговор с Лелькой.
— Твоя подружка пристает, просится, чтоб пустили ее торговать рядом, как раньше…
— Ну и пусть возвращается. Нам не она, Олег воду мутил. Тоньку по прошлому помню. Она не скандальная. Враждовать не умела и не любила. Ее Софья обдирала больше всех. Тоньке так и не удалось ни разу свое с нее получить. Не умела взять за жабры. Потому к Антонине чаще всех посылала халявных клиентов, другие не соглашались. Олег ей не помогал, а вот вредил здорово. Да и как она одна на новом месте работать будет? Ее там заклюют…
И вскоре Тонька переехала.
Дед Николай теперь сторожил оба модуля. Он завел громадного лохматого барбоса, который целыми днями сидел или лежал возле пивбара и подозрительно оглядывал посетителей. Никто не слышал его лая и рыка, а потому пса не восприняли всерьез даже пацаны, доставлявшие поутру раков. Собака, приподнимая голову, всматривалась в клиентов, потом снова ложилась на старую подстилку, ожидая, когда хозяин вынесет что-нибудь пожрать.
Случалось, сторож забывал. И тогда барбоса кормили бабы. Иной раз они обзывали его лежебокой, трутнем. Пес тяжело вздыхал, но от еды не отказывался.
Прошли месяцы с того дня, как Антонина вернулась на прежнее место, и вот как-то вечером, когда бабы уже готовили ларьки к закрытию, а на улице почти не стало прохожих, вдруг с дороги к ларькам свернула белая «Нива». Из нее вразвалку вышли трое мужиков, направились к Тоньке. У той дверь оказалась нараспашку, полы домывала. Ее тут же застопорили, полезли в кассу. Баба вывернулась, стряхнула с себя двоих. Но здесь третий не прозевал. Достал бутылкой по голове. Рассчитывая, что уложили бабу надолго, влезли в кассу. Вытрясли из нее все до копейки и только хотели выйти из ларька, увидели оскаленную пасть барбоса. Тот зарычал.