Охота на русскую Золушку
Шрифт:
— Нет не получилось, — заупрямился Берти, — Я чувствую диссонанс. Давай, Маша, подгони меня под себя. Пожалуйста. Что, во мне не так?
— Зачем тебе это?
— Мы вместе идем на выставку, так?
— Так.
— И должны выглядеть если не парой, то органично.
— Хм… — возможно какая-то логика в его словах и была, и Мия ее бы точно уловила. Но я не Мия. Поэтому я лишь плечами пожала, — И зачем нам это?
Он вздохнул:
— Я боялся этого вопроса. Потому что ответа на него у меня нет. Ну, кроме того, что, если кто-то куда-то вместе выходит, они должны смотреться органично. Я же педант. Забыла?
— А, тогда понятно.
С этой
Я улыбнулась:
— Но это можно решить одним легким движением. Если ты не против.
Наши глаза встретились. Странно, но раньше я думала, что серый, нет, стальной цвет не может быть теплым. Так вот я ошибалась. Может быть и теплым, и ласкающим, и даже согревающим. Этот серый свет вдруг затопил всю меня до кончиков пальцев. Мне снова стало уютно в собственном теле. Берти выдавил из меня похмелье от Марко Сеймура. Может и ненадолго, но мне стало легче. Я вдохнула полной грудью, ощутив вкус воздуха. Какой он? Запах кожаного салона, аромат его туалетной воды: сандал, кора дуба и что-то еще, непонятное и поэтому интригующее, запах старой, прогретой солнцем пыли с передней панели, запах улицы, робко пробивающийся в салон: влажный асфальт, листва кустарников, еще зеленая, но уже не свежая, брошенная мимо урны дымящаяся сигарета. У меня голова закружилась. Как же приятно снова почувствовать себя живой. И способной ощущать.
— Давай, — он кивнул.
Я нерешительно поднесла руки к его голове. Мы все еще смотрели друг другу в глаза. В его серой радужке плясали желтые черти. Может и в моих зеленых плясали, иначе чего бы губы Берти вдруг расплылись в такой озорной улыбке. Я тронула пальцами его волосы. И вздрогнула от неожиданности. Слишком твердые волны. Сколько же геля он на них вылил?
— Геи в шестидесятых так не бриолинились!
— Откуда тебе знать, — хмыкнул он.
— Тик-ток смотрю, откуда же еще!
Мы замерли. Я, запустившая пальцы в его зализанную назад и слепленную волос к волосу шевелюру, и он, погрузивший свой серый взгляд в мои глаза. Мои пальцы неумело взболтали конструкцию на его затылке. Но только прошлись по застывшим гелевым волнам.
— Смелее!
Хорошо ему говорить!
— Давай!
Его ладони накрыли мои пальцы. Наши руки отчаянно завозились в его волосах, взбивая их в пену.
— Ну?
Я улыбнулась:
— А знаешь, мне нравится.
И он мне улыбнулся. И в этот момент я вдруг поняла, что моя жизнь началась с новой строки. Происходило что-то важное прямо здесь и сейчас. Что-то, о чем потом я буду вспоминать в старости. И может быть даже рассказывать внукам.
Глава 9
Марко.
В дверь настойчиво тарабанили. Я разлепил один глаз, тот который не утоп в подушке. До чего же мерзко просыпаться, когда ложился с намерением заснуть навсегда. Правда, жить совсем не хотелось. И сил для этого не было. А в дверь все настойчиво лупили ладонью. Я хотел было крикнуть, кому бы там ни было, чтобы проваливал, но из горла вырвался лишь невнятный сип. Грохот тут же прекратился, я услышал, как скрипнули петли. Черти бы забрали лентяя Джозефа, он совершенно запустил дом.
— О, ты проснулся, — по комнате энергично затопал длинными ножищами принц Альберт.
Не совсем принц, титула у него нет, но я уже привык его так называть.
— Ты мешаешь мне сдохнуть, — ответил я свободной от подушки половиной рта, — Надеюсь, у тебя веские на то причины.
— Ты ведь в курсе, по дому бродит голая девица.
— Это Флор. Мне кажется, она вошла в роль моей… я не знаю, кем она себя вообразила. Если хочешь, спроси у нее сам.
— Прислуга в ужасе. Я с трудом отыскал Питера. Он прятался в коморке для швабр.
— Жаль, что я не знал о такой. Я бы тоже там спрятался.
— С девушкой надо что-то делать.
— Ну да, давненько мы никого в саду не закапывали.
Я все-таки оторвал лицо от подушки и с большим трудом сел, спустив пятки на пол. Ал оглядел меня, и брови его слегка дрогнули. Я потер лицо, инстинктивно пытаясь придать ему здоровый вид. По ощущениям, оно было каким-то неправильно перекошенным.
— Что-то случилось? — поинтересовался мой добрый друг.
О да, за последние 48 часов в моей жизни случилось все, что только можно. Я практически пережил демоверсию чего-то такого ультра-шекспировского. Как будто какой-то сумасшедший библиотекарь раздербанил собрание сочинений великого драматурга и вывалил мне ворох листов на голову.
Возможно, молитвы всех девчонок, которых я обидел в своей жизни, в конце концов толстым световым потоком долетели до главного штаба управления нашим миром, и там на мое дурное поведение, наконец, обратили внимание. И решили показательно отшлепать. Иначе как объяснить, что жизнь так жесткого раскатала меня по асфальту? Проведя операцию с такой выверенной точностью, как будто готовила ее заранее?
— Ты не знаешь, Джейн Эндрюс оккультизмом не увлекалась?
Брови Ала поднялись еще на миллиметр выше. Что характерно для его крайней степени удивления. Тем не менее, он с хладнокровием принца по крови пожал плечами и ответил:
— Если бы она увлекалась оккультизмом, она бы втыкала иголки в твою восковую копию, а не прыгала вокруг твоего автомобиля с ледорубом. По мне так оккультизм куда безопаснее женской истерики.
— Что верно, то верно. Хотя с Джейн станется и иголки повтыкать.
— Я ни в коей мере тебя не критикую, но ты сам где-то находишь этих девиц. Таких вот неординарных.
— Лучше и не скажешь.
— Ты подумай, может стоит переключиться на более спокойных что ли…
Я закрыл глаза. Сил не было видеть спальню, в которой перебывали все эти удивительные и ужасные Моники, Клары, Джейны, Анджелики и прочие Флоры. Моя огромная кровать как состарившаяся хозяйка борделя готова обласкать новенькую, чтобы тут же пустить ее в дело. Я всегда полагал, что здесь, в этой спальне и происходит настоящая жизнь. Горячая, страстная, вечно молодая. Как я ошибался. Никакой жизни тут не было. Так, суета одна. Малый лучик настоящего заглянул сегодня в гостиную на первом этаже. Но мы все дружно: Флор, дворецкий и я в первую очередь затоптали его ногами. И больше никогда ко мне не вернется это чувство. Когда живешь с удовольствием. Не с удовлетворением, а именно с удовольствием.
— Ты не подумай, я не ханжа…
— Неужели? — тут уж я и глаза открыл, и даже бровью дернул.
От чего Ал смутился, но, взяв себя в руки, продолжил:
— Я вовсе не против твоей голой подружки, которая разгуливает по дому. Это даже как-то бодрит… Заставляет по-иному взглянуть на длительные прогулки по парку… И все же, если какой-нибудь папарацци заснимет в моем доме голую девицу…
Ну да, на него же до сих пор смотрит вся страна. И как я мог забыть! Ал, хороший парень, и мой лучший друг. Но как ни крути, он член королевской семьи. Со всеми вытекающими. А я, между прочим, начальник его охраны. Так что в мои обязанности входит ограждать Альберта от подобного компромата, а не провоцировать его.