Охота на русскую Золушку
Шрифт:
В зале заулюлюкали, засмеялись и даже зааплодировали. Как будто эти двое получили кинопремию и теперь благодарили зрителей со сцены. А я не могла оторвать от него взгляд. Дурочка я. Схожу с ума от парня, который влюблен в другую. Память опять услужливо подкинула мне ту, кажется уже нереальной сцену, когда он нес меня на руках сквозь лес. А я, прижавшись ухом к его груди, слушала, как неистово бьется его сердце. Тогда мне казалось, что оно билось для меня. Но я ошиблась. Опять. Чего обманывать себя, они с Лизи действительно подходят друг другу и положением, и характерами, и отношением к жизни. А я для
Он обнимал Лизи, но взглядом метался по залу. Кого он искал в толпе? Даже хмурился немного. Некоторые гости поднялись к ним, Лизи что-то говорила громко и радостно, но я не вслушивалась. Все мои чувства отключились. Я следила за Марко. За тем, кого он ищет. И вдруг наши взгляды встретились. И словно все вокруг нас замерло яркой декорацией. В этом зале живыми оказались лишь мы вдвоем. Нас разделяло метров тридцать, но я чувствовала его дыхание на своих губах. Я слышала, как бьется его сердце. Почему так? Что за непонятная иллюзия, порожденная больной фантазией? Он обнимает другую! Он только что признался всем гостям, что они пара! Почему же от его взгляда тело мое распадается на части? Почему мои бедра терзают спазмы, а низ живота пульсирует горячей болью? Как тогда, возле колонны в ночь Хэллоуина. Я закрыла глаза, чтобы больше себя не обманывать. Теперь мне надо с этим как-то жить. На моем теле по-хозяйски лежат ладони Берти. А Марко обнимает за талию Лизи. Вот как обстоят дела. Я в два глотка допила шампанское, так и не решившись посмотреть на Марко.
— Ничего себе новость, да? — недовольно проворчал Берти.
— Мне казалось все к тому и шло, — я специально отвернулась и посмотрела уже на своего принца, — Я часто видела их вместе.
— Мы выросли как семья! — выдохнул Берти, который, похоже, не знал, как на эту новость реагировать, — И он мог бы сказать мне заранее.
Я пожала плечами и усмехнулась. Я прекрасная актриса, по ходу. Внутри меня терзала такая боль, что выть хотелось:
— Ты же знаешь Лизи лучше меня. Думаю, Марко до последнего момента сам не догадывался, что она выкинет.
— Хм… ты права. Пойдем, поболтаем со сладкой парочкой.
В руке опять тренькнул телефон.
— Иди, мне все-таки нужно позвонить Лехе. Я найду вас минут через пять.
— Может мне подождать тебя?
— Нет, Берти, поздравь своих друзей, — мне хотелось заорать на него, чтобы он оставил меня в покое. Хотя бы сейчас, когда мне так плохо, что хочется плакать. Но я снова улыбнулась, — Дай мне поорать на моего коллегу, не стесняясь посторонних.
Он потребовал поцелуй. И только после, наконец-то, ушел. Господи, Берти мой друг. Мне слишком часто приходится себе напоминать об этом. Сколько я еще выдержу?
Я вылетела на террасу. Одну из многих в этом доме. Я вряд ли могла соображать, где я. Хотелось очутиться на холоде, чтобы прийти в себя. Чтобы горло перестало гореть, чтобы нос не распухал как при простуде, чтобы в глазах не жгло. Мне нужно что-то успокаивающее. Что-то… успокаивающее… Я набрала Леху. Послушала десять гудков. Почему-то я знала, что он не ответит. Скорее всего перевел телефон на беззвучный режим. Ладно. Я набрала сообщение:
«Напиши, кто эти инвесторы?»
Еще пять минут назад я была уверена, что пошлю Леху лесом с его деловыми переговорами. Но сейчас они стали моим спасением. Мне очень нужно убраться из этого дома как можно скорее. Чтобы никто не заметил, чтобы он не заметил…
Я прижалась лбом к холодному стеклу, к ужасу своему поняв, что по щеке прожигает дорожку слеза. И еще за моей спиной стоит он. Как так-то? Зачем он здесь?
— Плачешь по моей свободе?
Господи, как же неловко! Хорошо хоть тут достаточно темно, чтобы он не понял, что я не только реву, я еще и красная как рак.
Я призвала все свое… все. Этим вечером я могла бы требовать приз за лучшую актерскую игру во всех жанрах: в драме и в комедии. Я смахнула слезу со щеки и, повернувшись к нему, растянула губы в улыбке:
— Я очень рада за вас с Лизи, Марко. Мне кажется, вы гармонично дополните друг друга.
— Неужели? — он склонил голову на бок. Насмехается что ли?
— Ты сомневаешься, что я желаю тебе счастья? Мы же не враги. Я не забыла, что ты спас меня тогда в лесу.
Он сунул руки в карманы. А я ругала себя на чем свет стоит, что не могу оторвать взгляда о его губ. Черт! Ну, как так можно! Он только что заявил всему обществу о том, что влюблен в Лизи!
— Маша!
Я вздрогнула. Он произнес мое имя так, что по моей спине заструились мурашки и вновь ожили бабочки эти чертовы в животе. От одного лишь его голоса. Не обычного, а словно этот тембр он хранил только для меня. И играл им на моем теле как на диковинном инструменте со множеством кнопок.
— Маша! У тебя все хорошо?
Он идиот? Как может быть у меня все хорошо, когда он рядом? Да еще после всего сегодняшнего? Конечно, мне хотелось сказать ему правду. Сказать, что меня рвет на части очень сильное чувство к нему. Но он отвергал меня столько раз, что я уже никогда не решусь сказать ему об этом. Что он яд, разъедающий мой организм, и у меня нет против него антидота. Я надеялась, что им станет Берти. И потерпела фиаско. К своему ужасу, я поняла, что ничего не могу поделать с чертовыми слезами, которые стремительно туманят взор. Я сжала телефон в руках, изо всех сил желая почувствовать отвлекающую боль.
— Отлично все у меня, — мне нужно уйти. Но как? Он загораживает проход к спасительной двери. Хоть бы Берти нашел меня, в самом деле!
Я решительно двинулась на Марко и он, несколько опешив, шагнул в сторону.
«Никогда, не пересекусь с ним больше! Сделаю все, чтобы держаться от него подальше»
Его пальцы сцепились на моем плече и, с силой дернув в сторону, припечатали к широкой груди. Я замерла, чувствуя, как колотится его сердце. Как тогда, в лесу.
— Маша, — его шепот щекотал мне волосы, — Маша…
Его ладони замерли на моих лопатках. А я, словно мышка, увидевшая смерть в приближающейся рамке мышеловки, замерла в немом отчаянии.
— Что мне сделать, чтобы ты мне поверила?
Его губы слишком близко, его руки слишком горячие, его сердце слишком громкое. Мое тело жаждало накинуться на него с поцелуями. Стиснуть в ответ в объятиях и не отпускать, пока не прекратится эта неистовая дрожь. Это сумасшествие организма, который решил восстать против разума.
— Я… — даже не выдох, стон, — Я верю тебе, Марко.