Охота на ведьм
Шрифт:
С лица барона исчез страх, взгляд его был серьезен и задумчив.
– Развяжите его, – приказал он, когда Конан, осознав всю тщетность попыток освободиться, наконец утихомирился.
– Это неразумно, – возразил первый сановник. – Он покушался на драгоценную жизнь господина и по закону должен быть немедленно казнен.
– Закон на этом острове – моя воля, – отрезал барон. – Здесь не Зингара. Или ты этого еще не понял? Все прочь! Оставьте меня наедине с киммерийцем.
Стражники переминались с ноги на ногу, переглядывались в нерешительности.
– Но месьор… –
– Вон! Все! Пока я не распорядился построить новые виселицы! – Глаза барона метали молнии.
Здравый рассудок уже вернулся к Конану, и он был удивлен перемене, которая произошла с этим на первый взгляд хладнокровным человеком. Перепуганные стражники и первый сановник, пятясь, ушли из зала. Последним на цыпочках удалился шут и затворил за собой дверь. Конан, освобожденный от пут, лежал на полу, невдалеке валялся его меч. Пока киммериец вставал, барон приблизился к мечу, поднял и протянул тому, кто его только что едва не убил.
– Я не верю, что ты действительно хочешь моей смерти, – медленно проговорил он. – Ты должен рассказать всю правду.
Конан изложил все по порядку, не надеясь, что барон поверит в его наваждения. Случившееся ему самому казалось непостижимым, чего уж тут ожидать от человека, которого он только что едва не отправил на Серые Равнины? Но барон выслушал его внимательно и ни разу не перебил.
– Я знаю, что у меня есть тайный враг или враги среди близких людей, – произнес он по некотором размышлении. – Пока я очищал город от скверны, измена свила гнездо в моем дворце. Уже месяц я получаю косвенные доказательства… А теперь уверен еще и в том, что злоумышленники владеют магией. Колдуны – мои злейшие враги, и я их выведу на чистую воду. Я дал клятву богам истребить всю нечисть на этом острове и не отступлюсь от своего слова!
Барон сложил руки на груди и застыл посреди зала. От него веяло решимостью, и Конан поневоле восхитился мужеством и непреклонностью этого властелина. На острове вряд ли найдется человек, не желающий ему смерти, но барон упорно сражается один против всех во имя лишь ему понятной цели.
– Я не готов встать под твои знамена, но если способен чем-нибудь помочь, только скажи. – Конан, движимый внезапным порывом, посмотрел барону прямо в глаза и заговорил с ним просто, как воин с воином. – Я на твоей стороне. Ненавижу колдунов! Только победа в честной борьбе достойна уважения. К магии же прибегают только лживые, трусливые негодяи. И поэтому буду говорить начистоту. Нравится тебе это или нет, но я уверен, что без твоей жены здесь не обошлось.
«Кром! – воскликнул он мысленно. – Что я делаю? Или опять – наваждение?»
В этом Конан не был на сей раз уверен. Ему казалось, что он поступает правильно.
Барон удивленно поднял бровь.
– Моя жена? Да ты, верно, не в своем уме!
– Она мне предложила убить тебя. Пронзить мечом на сегодняшней аудиенции. Но я отказался, и тогда она, похоже, решила меня заставить… посредством магии. – Пытаясь добавить убедительности своим словам, Конан вновь перешел на торжественный придворный тон: – Месьор должен поверить, она очень опасная
Карие глаза увлажнились, на волевом лице застыла печаль. Барон долго молчал, а потом заговорил тоскливым, сдавленным голосом:
– Я не спрашиваю тебя, Конан, где, когда и при каких обстоятельствах ты успел переговорить с баронессой. – Он тяжело вздохнул и ссутулился, ладони прижались к глазам. Казалось, за эти мгновения он постарел лет на десять. – Соглядатаи и доброхоты не единожды доносили, что она неверна мне, но я не желал этому верить. Конан, ты нанес мне роковой удар! Я люблю баронессу… Я жизни ради нее не пожалел бы. И потому должен знать всю правду. Если я ее уличу в колдовстве, сожгу на площади, как ведьму! – Его кулаки сжались, в глазах сверкнул огонек безумия.
– Сегодня ночью, когда все улягутся спать, – продолжал он, – мы с тобой осмотрим дворец. Заглянем в каждую комнату, в каждый чулан, проверим чердак, подвалы и клети. Во что бы то ни стало надо найти логово, где колдунья прячет свои снадобья. Баронесса редко покидает дворец, и каждый раз стража докладывает мне об этом…
«Вот как? – подумал Конан, – А вчера и позавчера ему тоже докладывали?»
– Так что потайная комната, где она колдует, должна находиться где-то здесь, во дворце. У нас впереди трудная ночь, тебе надо отдохнуть.
Остаток дня Конан провел в дворцовой оружейной. Мечи, арбалеты и секиры работы прославленных мастеров заслуживали высшей похвалы. Конан так увлекся изучением фамильной коллекции барона Эгьерского, что даже слегка расстроился, когда в комнату бесшумно вошел хозяин дворца.
– Нравится? – с улыбкой поинтересовался барон.
– Здесь все сокровища мира. Барон рассмеялся.
– Ну, если оружие еще кому-то нужно, значит, в мире немало других сокровищ. Возьми, что тебе больше всего нравится.
Повторять не пришлось. Конан взял двуручный меч Хорга – неимоверной длины клинок в жутких зазубринах и пятнах засохшей крови, под которыми исчезли чуть ли не все руны. С тех пор, как этот меч покинул кузницу, его ни разу не вострили и не чистили. Он был не столько боевым оружием, сколько реликвией рода, а реликвия всегда тем ценнее, чем больше сохранила следов легендарных событий.
Лишь на миг в глазах барона появилось сожаление. Затем он кивнул.
– Твой трофей. Забери его, Конан, он тебе принадлежит по праву. Но мне бы не хотелось, чтобы он вернулся в Ванахейм.
– А если я возвращу его клану Совиный Глаз от твоего имени? И передам, что Хорг сражался, как подобает герою, и с честью ушел на Серые Равнины? И что ты и твой народ преклоняетесь перед его мужеством и отвагой и горько сокрушаетесь, что вынуждены проливать кровь таких удивительных людей? Ведь, насколько я понимаю, не вы их, а они вас считают своими кровными врагами? Я хорошо знаю ванов, барон. Мы, киммерийцы, живем с ними бок о бок и воюем, сколько себя помним. Это жестокий и драчливый народ, но он падок на лесть. Мы это давно поняли и в трудные времена, когда у нас маловато силенок, всегда находим способы замириться с соседями.