Охота на ведьм
Шрифт:
Когда-то в этих местах леса и нивы были прорезаны широкими мощеными дорогами вдоль и поперек, но чем слабее становилась власть Империи над дальними провинциями, тем меньше оставалось свидетельств того, что у здешних краев имелся один общий хозяин, рачительный и заботливый. В швах между постепенно расшатывающимися в кладке камнями прорастала трава, обочины давно исчезли в густом ивняке, да и лес подступал все ближе и ближе, потому что некому было раскорчевывать и распахивать новые поля.
Однако все еще могло измениться, требовался только покой. Мирный, уверенный, пусть даже немного дремотный. Марк сам мечтал о наступлении подобных дней в своей жизни и столь же ясно осознавал, что покоя не будет. Как только
Конечно, есть еще принц, уже совершеннолетний но на чью сторону перекинутся дворяне, заранее не угадает никто. Справиться же с тяжелой конницей под силу разве что только могучим заклинаниям орденских магов, а они всегда стояли особняком ото всех властей, не слишком привечаемые церковью и наводящие ужас на людей, далеких от магических дел. Вот вам и еще одна сила, способная повернуть судьбу Империи на любую из возможных троп. Какой уж тут покой!
Лицо сквайра, предпочитавшего не болтать по дороге, тоже было омрачено какими-то нерадостными думами. И Марк уже хотел было спросить, чем они вызваны, но тут за поворотом дороги раздался чей-то короткий сдавленный крик, похожий одновременно на всхлип человека и скрип несмазанной телеги. А следом пронесся гортанный шум говорка, явно покинувшего отнюдь не человеческие уста.
Конрад беззвучно выругался и посмотрел на своего спутника, словно спрашивая, готов ли тот начать свою службу прямо здесь и сейчас. Вместо ответа Охотник дернул завязки плаща, и ворох совершенно не нужной в ближайшие минуты ткани осел на землю, открывая ножны с короткими мечами. Сквайр тем временем уже подбирался к кустам, закрывающим обзор как с той, так и с этой стороны поворота дороги, и Марк с некоторой завистью отметил, насколько легка поступь у его нанимателя. Воины так не ходят. Однако в то же время по каждому движению сквайра было понятно, что воевать он как раз умеет.
Из кустов, сквозь кружево переплетающихся веток можно было разглядеть небольшую дорожную карету, остановившуюся посреди дороги аккурат перед поворотом, потому что умело брошенный топорик перебил шею единственной упряжной лошади. Судя по всему, тот крик и принадлежал бедному животному, неподвижно лежавшему сейчас на каменных плитках, часть которых была выворочена из дорожного полотна и сложена неровными кучками по обочинам. Сами разрушители имперской дороги стояли небольшим полукругом перед каретой и скрипуче хихикали, ожидая, когда путешественники покинут свой ненадежный приют и выйдут на свет божий с просьбами о сохранении жизни.
Три гоблина и орк-шаман, сверкающий зеленой кожей и черепами ожерелий на рассветном солнце. С этой голозадой нечистью Марк раньше никогда не встречался, хотя и предполагал, что от колдуна стоит ждать чего-то подлого по части заклинаний, а вот оружие его низкорослых подручных, словно выгрызенное, а не выкованное из стального прута, и вовсе озадачивало. Мечи с длинными клинками, утолщающимися не к рукояти, а к последней трети лезвия, стоймя доходили гоблинам чуть ли не до подмышек, а то и выше, и безволосые зеленокожие воины скорее опирались на них как на посохи, а не готовились пустить в ход. Четверо против двоих — не такой и суровый расклад, однако лучше бы было обойти этот бой стороной. Судя по выражению лица сквайра, тот думал примерно так же однако шаман уже тревожно повел заостренным носом в сторону ивовых кустов, и отступать оказалось некуда.
— Держи троицу! — приказал Конрад, нисколько не сомневаясь, что его слова будут немедленно приняты к исполнению, и, наверное, именно эта уверенность заставила Марка действовать помимо воли, а также всех возможных доводов рассудка.
Но драться среди ветвей, рискуя поскользнуться на торчащих из земли корнях, было последним безумием, которое Охотнику хотелось бы совершить в своей жизни, поэтому он, выхватывая клинки из ножен, выпрыгнул на дорогу.
Орк-шаман что-то выкрикнул, обращаясь к своим подручным, слишком увлеченным разглядыванием кареты, и гоблины повернулись к новому противнику, но с небольшим запозданием, позволившим Марку занять оборону между двух ям, сотворенных зеленокожими. А потом раздумывать и готовиться стало некогда, потому что все трое карликов бросились в атаку, и первый же удар кривого меча показал, что странная форма как нельзя более подходит к тому стилю боя, которым владели гоблины.
Ловкие и легкие, они вертелись на месте, раскручивая вместе с собой полосы стали, чем придавали оружию еще больше убойной силы. И пусть лезвия свистели намного ниже шеи любого человека, когда один из мечей полоснул по напряженным мышцам бедра, Марк понял, что зря недооценивал противников, и мимолетно подумал: «Чем же таким занимается сквайр, если помощи от него пока не видно?»
Шаман воздел над своей головой посох. Медвежий череп навершия полыхнул огнем из пустых глазниц, но волна магии, родившаяся в его недрах, угасла, так и не прорвавшись наружу, потому что прямо в шею орка вонзилась стрела, прерывая чтение заклинания. Следом тут же полетела вторая, потом еще одна, пока шаман не стал похожим на ощетинившегося иголками ежа. А как только зеленокожий колдун испустил дух, пришла очередь гоблинов, которым вся их увертливость не помогла избежать стрел, метко пущенных из… эльфийского лука.
Так вот что это был за странный посох, так нелепо выглядящий в руках сквайра! Настоящий «шершень», способный сбить прыжок матерого волка. И откуда, скажите на милость, это чудо здесь взялось? Да, места пограничные, но чтобы оружие остроухих вот так легко и просто оказалось в человеческих руках…
Додумать Марк не успел, потому что ногу пронзил новый всплеск боли, заставивший немедленно опуститься на землю. Рука потянулась было к кошелю, за целебным зельем, но тут же бессильно упала, а охотник мысленно выругался. Он же оставил все свое снаряжение в тайнике! Вот ведь дурак… Не предполагал, что так скоро вынужден будет принять бой? Тогда дурак вдвойне. Хотя нельзя было светить перед нанимателем склянками, которые бродяге не по кошельку. И что остается? Понадеяться на собственную живучесть и проваляться в постели по меньшей мере месяц, пока рана хоть немного зарубцуется?
Дверь кареты скрипнула, открываясь, и на свет божий выбралась девушка, бледная как полотно. Зато в небесно-синих глазах не было страха, одна только боль, и вовсе не ее собственная, а чужая. Путешественница растерянно обвела взглядом поле утихшего боя, увидела Марка, под ногой которого по камням медленно растекалась красная лужица, и бросилась к раненому. Поскользнулась, зацепившись за наполовину вывороченный камень, упала на колени, оказавшись совсем рядом, протянула руки, словно прося о помощи, но не у людей, а у того, кто возвышен над ними, и Охотник с запозданием понял, что сегодня ему несказанно повезло.
Девушка закрыла глаза, быстро-быстро повторяя слова молитвы, и солнечный день стал еще светлее от пронзительно белого, отчаянного до голубизны сияния, окутавшего обе фигуры. Раз, другой, третий взывала послушница к небесам, моля о милости, и кровь текла все более тонкой струйкой, пока ее источник вовсе не иссяк, закрывшись свежим, но плотным шрамом. А потом, выдохнув последнюю молитву, девушка бессильно повалилась набок, прямо на камни, и непременно разбила бы голову, если бы сквайр, уже успевший снять тетиву с лука и добраться до кареты, не подхватил нежданную целительницу. Белокурая головка доверчиво легла на широкую грудь, и девушка погрузилась в спасительный сон.