Охота за полимерами
Шрифт:
— А Бейго? — поинтересовался я.
— Усыпила…
— ЧТО?!!
— Снотворным, Жора. Очень выл жалобно, что не с тобой. И лапу мог повредить сильнее.
— Бррр… Понял. Ладно, давай проверять-смотреть, — взял себя в руки я.
Подошли к воротам, а они… открылись на приближение! Да что за хрень непонятная, недоумевал я, пока мы входили в кессон. Обрызгало нас, дверь в коридор открывается, я оружие наизготовку…
— Поторопитесь, — проскрипел задыхающийся и знакомый старческий голос. — Мне… кхе… недолго осталось. Хоть людей увижу, напоследок.
А у ног робот-уборщик вертится, мойщик-пылесосник.
— Ловушка что ли? — уточнил я.
— Псих-психом, Жора, но отключить роботов и турели, открыть двери… — развела руками Света. — Но осторожнее надо быть.
— Ладно, тогда идём.
Идём мы по коридору — часть райкома явно как убежище сделана, стены и двери металлические, ну понятно. И тут робот тормозит у двери. Я оружие наизготовку, двери открываются…
И мы скорее в медклинике оказались, чем в комнате или кабинете! Старый, ОЧЕНЬ старый лысый человек просто облеплен приборами, катетерами, водителями. Полкомнаты — медоборудование. И здоровенный дисплей, командный, красноармейский на полстены.
— Ты… кхе-кхе, лейтенант Красной Армии Верхазов? — проскрипел этот старик.
— Ты — Корней? — уточнил я, кивнув.
— Корней Малышев, октябрёнок, полковник кибернетических войск Красной Армии, — выдал он.
— Это…
— Я не совсем… нормален, — усмехнулся старик. — Когда ты стал уворачиваться от лучей, я вколол себе стимулятор, чтоб успеть за тобой.
— Так вот почему они стреляли!
— Ну да, ручное управление. И… мозги прочистило, — улыбнулся он. — Правда, ненадолго.
— Посмотрю? — деловито уточнила Света.
— Андроид? Так вот вы какие. Никогда не видел. Красивая… И имя красивое, ИФОР Радужная, — забормотал старик. — Смотри, уже всё равно. А ты знаешь, Радужная, в Александровском большой производственный….
— Знаю, — отрезала Света. — Расскажу, Жора, чуть позже, — обратилась она ко мне. — С Корнеем… всё. Старость, стимулятор. Час жизни, да и то вряд ли, — выдала диагноз она.
— Да, так, — покивал старик. — Давайте я вам расскажу. Да и ты, Георгий — первый человек, которого я вижу за двести лет.
— Новгородец-81? — сопоставил я сказанное.
— Он самый. Родился до атаки этих сволочей. Слушайте, если интересно. Мне….кхе, тоже интересно, но вы будете жить.
Ну и выговориться старику было нужно. Шутка ли, двести лет один! Хотя история, конечно. Дрожь пробирает. Итак, родители Корнея выжили, были то ли на даче, то ли что-то такое. Отец — полковник Красной Армии, кибервойск. Деталей Корней не помнил, но суть выходила таковой: бежали, нарвались на одинокого робота интервентов, как-то отбились. Корнея завернули чуть ли не в термос — говорит, дышать нечем, жарко. Вытащили уже в убежище. Родители его ещё и продовольствия из Усть-Ухты, припасов натаскали! То есть просто знали, что умирают, и обеспечивали будущее ребёнка. И терминал отец припёр. А перед смертью вживил в ребёнка красноармейский имплант, а система присвоила полевой патент. По сути, как у меня, до подтверждения Министерством… ну понятно.
И он жил. Один, веками. Отбивался, руководя роботами, от интервентов, причём успешно. Читал, рисовал — картины были на стенах, ирреальные, в чём-то красивые, но и безумные.
И лет сто назад окончательно свихнулся. Помнит только бои с интервентами, лекарства и бои. Что и как случилось — чёрт знает, но почему — понятно.
И вот со мной — то ли испугался, то ли азарт. Впрыснул стимулятор, зная, что умрёт — ну, безумие тоже сказалось. И пришёл в себя. Просмотрел записи за последние часы, да и отдал приказ роботам.
— Вот так, — хрипло закончил он. — А теперь — умираю. И… тебе звание нужно?
— Зачем?
— Пусть будет. Я, полковник Красной Армии Корней Сергеевич Малышев своим приказом присваиваю Верхазову Горгию Алексеевичу, лейтенанту Красной Армии, за героизм и беспорочную службу, звание старшего лейтенанта Красной Армии.
— Зафиксировано, изменения в идентификатор внесены, — прогудел командный ЭВМ.
— Выше не могу, сам с полевым. Расскажи, откуда ты?
Ну и говорил я. Про Нитронск, холодный сон. Десять минут, пока старик не умер. Подошёл, закрыл глаза, вздохнул.
— Пойдём, Света.
— Пойдём, Жора.
И пошли мы из бункера. Как-то… ничего брать не хотелось отсюда. Хотя турели я к рукам прибрал! Траур трауром, и история жутковатая, но пригодятся!
А вот с роботами меня ждало разочарование: думал, смогу собрать робоармию… Фиг мне! Признавали, не атаковали, а под командование не шли, сволочи роботизированные!
Ну хоть полсотни турелей, брони армейской набрали и зенитных лазеров. А больше и не лезло ничего. Да и не очень хотелось, если начистоту. Как-то… как на кладбище.
Поехали в Сталедар. А по дороге мне Светка рассказала, что “в Александровском”. Законсервированный подземный завод андроидов. Синтоплоть в холодном сне. И там же тысячи БВМ. Дети андроидов, по сути, заготовки, ещё до яслей. И тела, тысячи.
Это в рамках проекта ЦРППН проект был. И… а чёрт знает, где узнала. И что хотела. Рассказала и предложила как источник сил для моих планов.
— Это, Свет, хорошо. И даже замечательно. А воспитание?
— Там полный цикл, Жора. И обучение, и тесты. И изменить можно…
— А нужно?
— Нужно! — уверенно заявила Света.
— Вот до Нитронска доберёмся — поговорим. До него ближе, — уточнил я, на что подруга кивнула.
В общем, вернулись мы, пробившись сквозь козлиную дорогу, в Сталедар. И дел у нас до весны было тьмуща!
Тьмущу дел мы потихоньку делали. Рассчитались с немцами, вылечили Бейго. И занялись Вездетанком. Боезапас, переделки. И бронёй — красноармейская, высшей защиты, но… по нынешним временам тоже переделать надо. И испытывали всё, естественно. В общем, к середине февраля Вездетанк был более-менее готов. А у меня закончилась вторая стадия ОБПК, которая торс.