Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шрифт:
Продолжать атаку в одиночку было просто нелепо. Гита заметили Дэниела, сосредоточив огонь на нем. Пришлось тоже прятаться под машиной.
Дэниел видел, что рабочие на установке в растерянности спускались на нижнюю платформу, не зная, что делать дальше. Потом один из солдат гита махнул рукой, прокричав им что-то, и те с видимой радостью стали покидать ПКППР, прыгая прямо в грязь.
Но все моторы ПКППР по-прежнему ревели, и ковши экскаваторов все так же вгрызались в землю. Потеряв управление, они работали теперь, как гигантские
Перестрелка на какое-то время стихла. Люди Таффари полностью контролировали ПКППР, а угали из отряда Дэниела прятались за машинами, не имея возможности ни атаковать, ни отступить под огнем противника.
Дэниел пытался сообразить, как вырваться из ловушки. Он не мог рассчитывать на то, что разобщенные и деморализованные солдаты вновь поднимутся в атаку. У Таффари было пятнадцать или двадцать человек, более чем достаточно, чтобы их здесь удерживать. Тут до его слуха донесся странный гул, похожий на крик морских чаек или вой потерянных душ. Оглянувшись, он сначала ничего не увидел, а затем обратил внимание на какое-то движение возле леса. Он никак не мог понять, были там люди или нет.
А лес оживал прямо на его глазах, оттуда тучами выползали странные существа красного цвета. Гул все усиливался, и Дэниел вдруг понял, что это за толпы. Заключенные выбирались из лагерей. Угали перебили охранников, распахнули ворота лагерей, и тысячи заключенных сплошным потоком хлынули оттуда.
Истощенные до предела, они больше походили на живых мертвецов, восставших из могил, нагих и с ног до головы измазанных жирной красной грязью.
Они двигались сплошной стеной, и разобрать, кто из них мужчина, а кто женщина или ребенок, не было никакой возможности.
Между тем их крики становились все отчетливее, и теперь уже слышалось громкое «Омеру! Омеру!», гулом разносившееся над бесконечной красной пустыней.
Гита, находившиеся на ПКППР, снова открыли огонь по бежавшим, но автоматные очереди не возымели никакого эффекта. От града пуль людей не становилось меньше: на место убитых тут же вставали десятки живых. Кроме того, запасы патронов у гита иссякали, и даже издалека Дэниел видел, что солдаты в панике. Побросав ставшие бесполезными автоматы, гита в ужасе взбирались на самую высокую платформу, то и дело оглядываясь на неумолимо приближавшиеся орды. Теперь гита оказались абсолютно беспомощными.
Среди взобравшихся на самый верх Дэниел разглядел и Эфраима Таффари. Он пытался заговорить со своими бывшими рабами, ожесточенно размахивая руками. В самый последний момент, осознав всю тщетность своих усилий, Таффари выхватил пистолет. Он все еще стрелял, когда толпа подступила к нему вплотную. А затем Дэниел потерял его из виду, но уже в следующее мгновение увидел снова. Таффари держали десятки рук, приподняв его высоко над головами. Президент Убомо дергался, как пойманная на крючок рыба.
А уже секунду спустя Таффари отпустили,
Нелепо перевернувшись в воздухе и размахивая руками, будто птица с подбитыми крыльями, Таффари полетел прямо в жерло камнедробилки, установленной возле конвейерной ленты под экскаваторами.
За доли секунды тело Таффари превратилось в кровавый фарш, настолько мелкий, что даже капли крови не пролилось на землю.
Дэниел с трудом поднялся на ноги.
Он видел, что обезумевшие заключенные разрывали охранников на части и затаптывали их в грязь.
Отвернувшись, он пошел прочь. Туда, где совсем недавно оставил Келли. Угали из его отряда догоняли его, смеясь, весело похлопывали по спине и поздравляли с победой.
В лесу еще слышалась стрельба. Служебные помещения горели, деревянные постройки потрескивали, объятые пламенем. Рухнула крыша, и из-под нее еще какое-то время доносились слабые крики заживо сожженных. Толпы освобожденных угали неистовствовали повсюду, где им встречались гита или тайванцы — словом, все те, кто так или иначе был причастен к их страданиям. Инженеров и простых служащих хватали и забивали до смерти мотыгами или мачете, а затем швыряли расчлененные тела в огонь. Настоящее варварство. Но это — Африка, а в Африке все возможно.
Он повернулся, направляясь в глубь леса. Одному не остановить это безумие. Угали страдали слишком долго, и их ненависть к угнетателям столь сильна, что никакие уговоры их не образумят.
Не прошел Дэниел и сотни метров, как увидел маленькую фигурку, спешившую ему навстречу.
— Сепу! — крикнул Дэниел.
Подскочив к нему, пигмей схватил его за руку, бормоча что-то бессвязное.
В черепе его зияла глубокая рана, и кровь, заливая лицо, бежала ручьем.
— Кара-Ки — горестно причитал бамбути, не обращая внимания на кровоточащую рану.
— Где она? — рявкнул Дэниел, позабыв обо всем на свете. — Что с ней?
— Кара-Ки! Он утащил ее. Он утащил ее в лес.
Келли склонилась над приемником, осторожно поворачивая ручку настройки. Она не могла поймать Катали из-за отсутствия антенны. Сепу помог ей и на этот раз. Взобравшись на верхушку шерстяного дерева, он соорудил некое подобие антенны из гибких веток растений. И Келли слушала радио Убомо в двадцати пяти метровом диапазоне без особых атмосферных помех.
…Для Мириам Себоки из Кабуте, которой сегодня исполняется восемнадцать лет, ее друг Абдулла просит включить в программу одну из песен в исполнении Мадонны. Итак, Мириам, для тебя звучит песня «Девственница».
Резкие звуки музыки нарушили тишину леса, и Келли тут же уменьшила громкость. Но в динамике теперь слышались отдаленные выстрелы и рев орущей толпы.
Келли ничего не оставалось, как терпеливо ждать, подавляя в себе все нараставшую внутреннюю тревогу. Повлиять на ход восстания она все равно никак не могла.