Охота
Шрифт:
Платьице чешет запястье.
— Скажем так, мы предлагаем ему лакомые кусочки, от которых он не в состоянии отказаться. Фрукты, овощи, шоколад. Кроме того, он знает, что никакой опасности нет. Он проделывал это уже много раз, он знает, что все будут крепко привязаны к шестам. Пока он остается в безопасной зоне и не подходит слишком близко, с ним ничего не случится. Никто не сможет до него дотянуться, и он будет собирать еду, сколько душе угодно.
— Это тот, который…
— А теперь, — прерывает Платьице, — вы действительно предпочитаете разговоры, или мы уже можем спуститься вниз и начать «Знакомство»?
Судя по скорости, с которой мы покидаем зал, это был риторический вопрос.
Мы напоминаем школьников, которых учителя повели в парк развлечений. Путь, вернее, спуск до арены занимает пять минут. Оказывается, пять этажей над землей — это всего лишь вершина ледяного, темного айсберга. Под землей нас ожидает целая флотилия коридоров. Чем глубже мы спускаемся, тем холоднее и темнее становится вокруг. Нет никаких признаков того, что кто-либо вообще посещает эти заброшенные этажи. Мы спускаемся вглубь земли, и у меня начинается клаустрофобия.
Когда мы добираемся до нижнего этажа, я чувствую, что совсем измучен. Словно мои колени попали под паровой молот, а голова после спуска по винтовой лестнице немилосердно кружится. Никто, кроме меня, не устал. Наоборот, по мере того как ожидание приближается к кульминации, у них все больше и больше сил.
— Шестов хватит на всех? — спрашивает Пепельный Июнь.
Все толкаются, пытаясь занять место получше перед закрытой двойной дверью.
— Не беспокойтесь, — отвечает Платьице. — Там десять шестов. Вас всего семеро. Все шесты находятся на равном расстоянии от центра, ни у кого из вас не будет преимущества перед другими. Приманку положат перед каждым, так что у всех будет шанс рассмотреть гепера как следует.
Несмотря на ее слова, они продолжают толкаться. Я незаметно отхожу в сторону.
— Чего мы ждем?
— Терпение. Наверху надо подписать кое-какие бумаги. Они дадут нам знать, когда можно будет идти.
— Как?
Платьице качает головой.
— Увидите.
— Это действительно так круто, как она говорит? — спрашивает у своего сопровождающего Физкультурник.
— Даже лучше.
— Я чувствую запах! — восклицает Мясо. — Сильнее, чем раньше!
— Глупости, — воркует в ответ Платьице, — гепер все еще в своем помещении. — Но говорит она неуверенно, ее ноздри увлажняются и втягивают воздух.
— Это тот же запах! Мы весь вечер чуяли этого гепера.
Я делаю пару шагов назад, стараясь отойти от них подальше.
— Он все сильнее с каждой секундой. — Они дрожат и истекают слюной.
Я тоже участвую в этой игре. Но лучше бы дверям поскорее открыться, потому что мы стоим в маленьком невентилируемом закутке, и мой запах становится все сильнее.
Голова Тощего резко дергается ко мне. Он уже не просто шипит, он брызжет слюной. Сдуру я встречаюсь с ним взглядом. Он смотрит на меня, как будто начинает понимать. Он моргает, моргает, моргает, будто…
В этот момент двойная дверь распахивается, выбрасывая клубы дыма и пара.
Когда мы заходим, раздаются возбужденные крики. Огромный зал с высоким потолком (закругленным, как у крытого стадиона) и пыльной землей вместо пола застает меня врасплох. Дверь в помещение, где живет гепер — размерами и формой напоминающая люк, — находится прямо посередине арены. Вокруг на равном расстоянии друг от друга стоят десять деревянных шестов. Мы быстро разбегаемся, как дети, выбирающие себе лошадок на карусели. Как и сказала Платьице, мест более чем достаточно, но это не помогает предотвратить бестолковую борьбу. Дело в приманке. Охотники борются за место у той приманки, которая кажется им наиболее привлекательной для гепера. Пресс и Пепельный Июнь как кошки дерутся у шеста, перед которым лежит связка бананов.
— Я пришла первой, — скалится Пепельный Июнь.
— Ну а я уже привязана, — шипит в ответ Пресс, защелкивая пряжку на щиколотках. — Вот, смотри, я не смогу уйти, даже если захочу. А я не хочу.
Напротив меня Физкультурник и Алые Губы препираются из-за шеста с кукурузными початками. Я перевожу взгляд на Тощего, который смотрит на меня горящими глазами, словно обезумевшая летучая мышь. Я не могу понять выражение его лица, но чувствую, что он сбит с толку. Он все еще пытается вычислить меня, установить, действительно ли почуял запах гепера.
Я перестаю обращать на него внимание, занимаясь своими ремнями. К ним прикреплены четыре металлических браслета, защелкивающихся на запястьях и щиколотках. Сами ремни сделаны из толстой кожи. Даже пристегнувшись, мы все равно будем иметь достаточно пространства для маневра — примерно на длину моего тела. Но пока гепер остается внутри безопасного круга, отмеченного приманкой, мы не сможем до него дотянуться.
Входит один из сопровождающих и со стоическим выражением лица раздает нам очки.
— Сейчас включат свет, — бормочет он, — чтобы гепер мог видеть.
Он проверяет наши ремни, особенно много внимания уделяя Тощему, который пристегнулся слишком свободно. Тот протестует, поднимая руку, при этом движении его рубашка вылезает из брюк, и он поспешно заправляет ее обратно.
Но я успеваю это заметить — у него за поясом тускло поблескивает что-то длинное и изогнутое, похожее на лезвие кинжала.
Мне становится не по себе. Когда сопровождающий проверяет мои ремни, хочу сказать ему, но он слишком быстро отходит. Останавливается в самом центре арены и произносит:
— Дамы и господа, добро пожаловать на «Знакомство».
Прежде чем уйти, он трижды топает тяжелым ботинком по двери в полу — раздается низкий звук. Освещение становится ярче. Мы надеваем очки.
И ждем.
Раздается металлическое жужжание, за которым следует несколько механических гудков. Дверь приоткрывается. И тут же со стуком захлопывается, поднимая облачко пыли. Спустя мгновение она приоткрывается чуть шире, достаточно, чтобы увидеть очертания головы и две блестящих точки — глаза.