Охота
Шрифт:
– К маме пришел дядя, – ответил мальчик. – Она не любит, когда я мешаю.
– А что они делают с твоей мамой? – спросил Денис.
Олег пожал плечам.
Он не знал. Вернее, не знал, как это объяснить. Терри же понимал все и с лестничной площадки. Металлическая дверь плохо изолировала звуки.
Олег сидел, погрузившись в себя. Все его мысли, думал Терри Коул, пытались найти объяснения тому, что происходило с его мамой.
– Что ты делаешь целыми днями, Олег?
Мальчик снова пожал плечами. Что-то заставляло его молчать: может быть, вопрос о матери, а может быть сама мать, стонущая как сука, и возможность кому-то рассказать об этом одним взглядом. Олегу не было и пяти лет, но лицо было серьезным настолько, что казалось взрослым.
– Когда я был в твоем возрасте, у меня было много друзей, – говорил Денис. – Я целыми днями играл во дворе и возвращался домой под вечер, голодный и грязный. Тебе нельзя упускать это время, Олег, оно самое ценное.
– Но у меня нет друзей. Мама не разрешает выходить на улицу одному.
– А разве ты не должен ходить в детский сад?
– Мама говорит, что не может возить меня туда каждый день. Если бы она могла, она бы отдала меня на всю неделю и забирала только на выходные. Но мама не может.
– Dirty bitch, – процедил Денис сквозь зубы. – В этой дыре нет и школы, так что же ты будешь торчать дома всю жизнь?
Олег посмотрел на него и прижался к коленям. Он не плакал. Он был слишком взрослым для слез. Мальчик чувствовал, что с его жизнью что-то не так, начавшаяся судьба вместо того, чтобы развиваться и расти, как снежный ком, смялась подобно неудачному черновику, и оставалось одно неверное движение, чтобы выбросить ее в урну.
Терри посматривал на бутылку, манящую приятным цветом, но не позволял себе сделать глоток. Ненависть к проклятой потаскухе, не заслуживающей того, чтобы Олег называл ее матерью, граничила с ответственностью – инстинктивной, другой у Терри не осталось. Жажда виски подогревала желание заткнуть эти дешевые стоны, и мужчина сильнее сжимал ладони. Боль помогала успокоить нервы.
Они молчали некоторое время, сражаясь каждый со своими мыслями, пока Олег не сказал:
– Ты будешь моим первым другом?
Денис смотрел в глаза мальчика, не успевшие потерять надежду. Он знал ответ и знал, что хочет услышать Олег, – это были два разных слова. Мальчику нужен был друг, и Денис как никто плохо подходил на эту роль. Отказаться от роли друга означало смять и выбросить судьбу Олега в урну; согласиться и исчезнуть, как следовало Терри, означало облить урну керосином и поджечь.
– Да, – ответил Денис.
Олег впервые улыбнулся, и тогда Терри увидел в нем обычного ребенка. Для этого не хватало лишь счастья.
Убогий район за КАДом [2] смотрелся как злокачественное новообразование посреди леса. Многоэтажные здания возвышались над деревьями, угрожая всем своим видом. Городок служил свалкой для отбросов общества.
Молодые семьи становились обманутыми дольщиками и сводили концы с концами в руинах, пытаясь взвыть к справедливости и наказать застройщика. Они не знали, что справедливость заложили в саму суть нового проекта – она служила фундаментом этой свалки. Вторым критерием успеха была хорошая реклама. Над лесом простирался яркий плакат с номером телефона, по которому ежедневно звонили десятки семей. Большинство переводило необходимую сумму в течение суток, так что лжериелтору стоило лишь поставить порнуху на паузу на время разговора, и деньги были в кармане. Однако были и те, кто хотел увидеть новостройки собственными глазами. Для них устраивали групповые экскурсии, перед которыми ползали эскалаторы и крутились строительные краны, изображающие работу; молодой парень в хорошем костюме и оранжевой каске пролистывал в папке картинки с «макетом будущего», так он это называл. Заканчивалась экскурсия тем, что количество оставшихся квартир, которые сдадут к концу квартала, как говорил парень в каске для большего ажиотажа, было всегда несколько меньше числа желающих. Люди толкались и выстраивались в очередь, чтобы проститься с последними деньгами.
2
КАД –
Мирные собрания обманутых дольщиков с годами превращались в ожесточенные митинги, которые разгоняли слезоточивым газом и дубинками. Власти было невыгодно помогать людям. Город мечты приютил большую часть бездомного и больного контингента, населявшего до того всю северную Венецию [3] . Так город стал чище, а мечты грязнее.
Глядя на Олега, Терри Коул не понимал лишь одного: как здесь мог оказаться этот ангел? Ответ напрашивался сам, но Терри старался обойти его.
3
Северная Венеция – неофициальное название Санкт-Петербурга, полученное благодаря схожести с итальянским городом большим количеством каналов.
Шприц.
Город мечты больше походил на Эдем, думал Терри. Казалось, все благие названия служат чертовой цели.
– У тебя есть папа? – спросил Олег.
Денис чувствовал, что внутренний мир мальчишки хрупкий и в то же время пластичный. В нем еще многое можно изменить, но мать не была способна на это.
– Его нет уже очень давно, – ответил Денис.
– Моего тоже.
Между ними образовалась связь, какой Терри Коул остерегался. Он знал это чувство слишком хорошо, чтобы ошибаться. Чувство, что вляпался в очередную неприятность. Ложь и пьянство вились над Терри, как мухи над любимым блюдом, а рядом сидел ангел с серьезным лицом и молчал вместе с ним.
Терри оторвался от мыслей и услышал шум душа за дверью.
– Мне кажется, уже пора, – сказал Денис. – Спасибо за разговор, дружище.
– Когда мы увидимся снова?
– Думаю, что очень скоро, Олег. Знаешь, я хочу тебе сказать, что ты большой молодец. Ты смышленый парень. Не теряй этого с возрастом.
– Не потеряю. И тебе спасибо, Денис!
Они поднялись и пожали друг другу руки.
Олег исчез первым. Денис некоторое время не мог сдвинуться с места, оставшись один. Он поднял виски и, начиная откручивать крышку двумя пальцами, чтобы покинуть этот ад, открыл дверь. Денис почувствовал острый запах ремонта, строительная пыль проникала в квартиру даже сквозь закрытые окна.
Иностранец наступил на порог, когда сзади послышалось:
– Помни, что балкон открывать нельзя!
Терри кивнул и закрыл за собой дверь.
Квартира-студия в панельном многоэтажном доме, где был продан каждый квадратный метр, после чего застройщик перестал отвечать на звонки, искала того идиота, что арендует ее за скромную плату. И нашла. Терри Коул не торговался, не подкалывал хозяина за столь удачное вложение средств, а сказал лишь, что платить ему удобнее наличными. Хозяин приезжал за деньгами каждое третье число месяца и ни разу после заключения сделки не встречался с Терри. Иностранец оставлял сумму на столике, и довольный холостяк, забрав деньги, возвращался в мамину квартиру. Его единственным шансом изменить свою жалкую жизнь оставался основной инстинкт, приклеивающий к стене постер «Плейбоя» 1990 года с Шэрон Стоун на обложке.
Иностранец сделал глоток и подошел к грязному окну. Вдали горела тропинка шоссе, артерия пропускала десятки огоньков в разном ритме, словно сменяющиеся режимы гирлянды. Одни ехали навстречу друг другу, другие отдалялись.
Невидимка ждал условного стука в дверь. Он ждал того, кто сможет выслушать его и понять. Голые стены сдавливали виски Терри, глоток виски разжимал их тески и заставлял время идти быстрее. В квартире не было ничего, кроме унитаза рядом с душевой кабиной и двуспальной кровати на кухне. Балкона, о котором предупреждал Олег, тоже не было, зато к нему вела пластиковая дверь. Возможно, именно за ней сбывались мечты.