Охотился лис на жаворонка…
Шрифт:
– Что сие?
– Мятные таблетки.
– А! Давай!
Он задумчиво повертел пакетик в руках.
– Да, Дима, слово надо держать! У меня осталось около ста сорока тысяч. Сто отдаю Ларочке – решено!
Наверное, с такой экспрессией Галилей восклицал: «И все-таки она вертится!»
Еще немного, и машина притормозила у девятиэтажки, как две капли воды напоминающей ту, в которой обитала Алевтина.
Первым на тротуар выбрался Касаев.
– Давай мне пакеты.
Он бережно, как младенцев, прижал их к себе, но, заметив, что я расплачиваюсь с водителем, снова полез в салон.
– Димка, мы так не договаривались!
– Перестань, Гарик, это же представительские…
– Все равно! Ты пользуешься тем, что у меня заняты руки. Ладно, но учти, что теперь я твой должник.
Мы обогнули дом, вошли в один из центральных подъездов и в урчащем лифте поднялись на восьмой этаж.
Дверь на звонок открылась сразу же.
В тесноватой прихожей нас встречала хозяйка – статная, хотя и несколько крупноватая женщина с прекрасными вьющимися волосами рыжеватого оттенка и выразительными черными глазами. Несомненно, что в молодости, да и в более зрелые годы, она выглядела чрезвычайно эффектно. Но увы, возраст брал свое. Может, даже не возраст, а усталость. Видимо, она предполагала, что заявится полупьяный муж с таким же тепленьким приятелем. И уж конечно меньше всего рассчитывала на роскошный букет.
Когда я поцеловал ей руку и произнес витиеватый комплимент, морщинки на ее высоком лбу разгладились, она зарделась и сразу сбросила с плеч десяток лет.
– Вот, Ларочка, познакомься, – произнес Касаев. – Это Дмитрий Сергеевич, сибиряк, весьма неординарная личность.
Последовал общеизвестный ритуал.
Хозяйка улыбнулась мне и пожаловалась мужу:
– Гарик, я ничего еще не успела. Ты дал мне слишком мало времени…
– Не волнуйся, дорогая, мы привезли все, что нужно. – Он взял у меня второй пакет. – Никаких проблем.
– Лариса Борисовна, прошу вас не затевать ничего особенного, – как положено гостю, смиренно попросил я. – Тем более что скоро мне надо бежать по делам.
– Ладно-ладно, дела потерпят, – сощурился Гарик. – Ты, Димка, облачайся во-он в те коричневые тапочки. Ванная сразу же за стеной, прочие удобства рядом. Действуй! Я сейчас разгружусь и покажу тебе квартиру.
Когда, вымыв руки, я снова оказался в коридоре, до моего слуха донесся из кухни проникновенный голос Касаева:
– Ларочка, дорогая, еще один приятный сюрприз… Я получил гонорар… Вот тебе пятьдесят тысяч. Купи себе что-нибудь. Себе, понимаешь?
Ох, Игорь Анатольевич!
И все-таки, все-таки, все-таки… Почему он отказался от миллионов КЭПа? Многих, очень многих миллионов, между прочим…
Касаев появился из кухни в сопровождении двух упитанных котов. Один был рыжий, второй абсолютно белый, без единого пятнышка.
– Как тебе наши звери?
– Полагаю, отсутствием аппетита они не страдают.
– Еще те проглоты! Ну что, паразиты, мышей ловить будете?
Распушив хвосты, те доверчиво терлись о его ноги.
– Ларочка! – крикнул он. – Там в пакете остался «Вискас». Будь добра, насыпь им немного, а то они от нас не отстанут.
– Кис-кис! – позвала Лариса, и домашние любимцы голова к голове ринулись на кормежку.
– Через полчаса сядем за стол, – сообщил Касаев. – Пойдем пока в мой кабинет.
– Кстати, где же Яночка? – полюбопытствовал я.
– Занимается в своей комнате, – ответил он и, не вдаваясь в подробности, повел меня за собой.
Квартира у Касаева была трехкомнатная. В гостиной стоял раздвинутый стол, накрытый белой скатертью; дверь, ведущая во вторую комнату, была плотно притворена – видимо, там находилась Яна, не пожелавшая лицезреть нежданного гостя.
– А здесь кабинет! – воскликнул Касаев, распахивая третью – дальнюю – дверь. – Правда, совмещенный со спальней. Прошу!
В небольшой комнате царила теснота. Две стены занимали книжные стеллажи – под самый потолок. Скользнув взглядом по корешкам, я убедился, что Касаев владеет неплохой библиотекой: классика, представленная, в основном, собраниями сочинений, энциклопедии, справочная литература…
– Здесь, – он чиркнул рукой по одной из полок, – моя коллекция пословиц и поговорок.
– Теперь понятно, откуда ты черпаешь вдохновение, – почтительно заметил я. – Мое собрание значительно скромнее.
– Я ведь петербуржец, – мягко напомнил он. – Все же в Питере легче найти нужную книгу, чем где-нибудь в провинции. К тому же… – Не закончив фразы, он подошел к письменному столу, заваленному газетами, блокнотами и всевозможными бумагами, из-под которых проглядывала портативная пишущая машинка.
– Как я понимаю, именно за этим столом рождаются те статьи, которые читает весь Петербург, – благоговейно изрек я.
Он сделал вид, что не замечает некоторой гиперболизации, и вздохнул:
– Не совсем так, Дима… Я вообще-то «жаворонок», пишу по утрам. Встаю, как правило, в шесть, часто в пять, бывает, что и в четыре, но к восьми статья уже готова. Одна только заковыка… Не могу писать без курева! Смолю как паровоз! А Ларочка совершенно не переносит табачного дыма. Поэтому уединяюсь на кухне. Именно за кухонным столом все и написано – статьи, репортажи, очерки… Но печатаю, конечно, здесь. – Он любовно погладил корпус пишущей машинки «Консул».
– Представляю, сколько выдала эта машинка!
– Да-а… Она у меня уже пятнадцать лет и служит безотказно. Тысяча материй, Димка! Тысячи! Я ненавижу выражение «бойкое перо», но дыхание у меня легкое. До сих пор. Случается, выдаю за день по тысяче строк!
Он уселся во вращающемся кресле и, склонившись, выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда большой альбом и наугад раскрыл его посередине. Внутри были наклеены его статьи, вырезанные из разных газет.
– Мое собрание сочинений… И это только малая часть. А сколько утеряно! Из-за собственной небрежности, при бесконечных переездах – ведь мы с Ларой пятнадцать лет маялись по чужим углам… – Он бережно погладил страницу и грустно вздохнул, но в зрачках заплясали желтые огоньки. – Нет, Дима, что бы там ни твердили о газетном верхоглядстве, а без журналистики современный мир невозможен. К нам, журналистам, некоторые относятся как к несостоявшимся писателям. Вот, дескать, писатель – это да, это инженер человеческих душ! А вы, жалкие щелкоперишки, – подмастерья, сантехники. Знал я кое-кого из этих «инженеров»… Где они сейчас? Кто читает их книги? Тлен, трава забвения… А вот газеты выжили. Нет, Дима, я всегда считал, что лучше быть хорошим журналистом, чем плохим писателем. Впрочем, это касается любой профессии. Как любил повторять один большой человек, неважно, какого цвета кошка, главное – чтобы она ловила мышей.