Охотник на ведьм
Шрифт:
7. В час до заката
– Элишка, – тихо позвал я, заходя в квартиру.
Всюду чувствовалось ее присутствие и все же... Словно она только что ушла.
– Черныш...
Рыжик выбрался из-за пазухи, принюхиваясь.
– Его нет, хозяин.
– Собирай вещи.
Я бросил сумку на постель и положил туда все свои вещи из гардероба. Рыжик нагрузив самую большую сковороду съестным с грохотом поволок ее из кухни в потайную комнату. Взяв по пути ноутбук, я забросил его вместе с сумкой туда же. Рыжик, пыхтя, потащил столик с фильмами.
– Оставь! Может ты еще холодильник захватишь с собой.
– И постель, и джакузи, а как же! – гнусаво откликнулся он. – Чего добру пропадать...
– Там все это есть.
– А чего я тогда надрываюсь?
– Понятия не имею, – я присел на постель.
Чертяка с ворчанием впихнул-таки в комнату журнальный столик и захлопнул дверь.
– Чего мы ждем? – он запрыгнул ко мне на колени и осторожно тронул лапками мои пальцы.
Я не ответил. Прошло несколько минут. На поддоннике возникла тень, и, отворив незапертое окно, в спальню запрыгнула Элишка. Довольная, раскрасневшаяся от мороза, хотя закутанная в одеяло, задрапированное наподобие римской тоги. Руки она держала за спиной.
– Ты уже вернулся? – она с лету чмокнула меня в губы, и улыбка тут же исчезла с ее лица. – От тебя пахнет... ты целовал другую!
– Я пытался делать ей искусственное дыхание...
Она облизнула губы.
– Кровь... Она умерла?
– Это была Марьяна.
Элишка опустила руки. В одной из них был горшочек с живой маленькой елочкой, украшенной тонкими блестящими гирляндами и мишурой, в другой какой-то сверток.
– Скоро Рождество, – она растеряно протянула мне все это.
Рыжик подхватил елочку и деловито потащил прочь. Выбравшийся из складок элишкиного одеяния Черныш взял сверток и поспешил за братцем.
– Вы справляете человеческие праздники?
– Всегда чувствуешь себя глупо, когда все остальные веселятся, – она села рядом, прижавшись ко мне, и я нежно ее обнял.
– Нам надо уходить отсюда.
Она удивленно на меня посмотрела.
– Пожалуй, я рассорился со своими работодателями, – пояснил я.
– Мы уедем в другой город?
– Мне нужно еще три дня, чтобы закончить дела.
Я поднялся, выглянул в окно. У подъезда остановились два черных микроавтобуса. Матиаш вышел из одного и посмотрел наверх.
– Пора, – я увлек за собой Элишку.
Мы перескочили через журнальный столик, приземлившись прямиком на диван. Элишка ойкнула, когда одна ее нога угодила в полную холодных продуктов сковороду. Черныш захлопнул на нами дверь. Свет отключился, и мы на несколько мгновений оказались в полной темноте. Когда вновь загорелась лампа, чертик распахнул дверь, выкатывая столик, Рыжик потащил сковородку на кухню, а я сумку в спальню. Элишка выглянула наружу.
– Ничего не понимаю... – она вышла из комнатки, но ее взору предстала та же самая квартира.
И лишь когда она добралась до окна, из которого открывался вид, она поняла.
– Мы теперь на первом этаже! На той же самой улице, только в соседнем доме напротив! Янош они поднимаются туда!
– И никого они там не найдут, – я устроился на подоконнике, наблюдая за действиями охотников.
Не прошло и получаса, как они вышли оттуда и уехали. Матиаш был хмур и крайне раздражен.
– И сколько у тебя таких квартир? – Элишка смотрела, как Рыжик пытается состыковать два одинаковых журнальных столика.
– Только две – больше бы не понадобилось, – я забросил в пустой гардероб вещи.
Элишка поставила на столик елочку и вновь протянула мне сверток. Я распаковал и воззрился на нее.
– Где ты это нашла? – я держал в руках толстый, увесистый том, на черном бархате обложки которого серебром было выведено название «Сон в летнюю ночь».
Это было подарочное коллекционное издание, выполненное на мелованной бумаге с изумительными цветными иллюстрациями. Элишка, видя мое изумление, и что мне, без сомнения, ее подарок понравился, заулыбалась.
– Ты ведь не будешь сердиться, но мне пришлось украсть его для тебя из книжного магазина, потому что у меня нет денег...
– Милая, – я привлек ее к себе.
Лежа в постели, я целовал ее тонкие пальчики совсем недавно так нежно ласкавшие меня.
– Ты немного похож на Оберона из фильма, – пошептала она. – Не лицом, конечно, – характером.
– Что? Вот еще! Я никогда бы не стал подсовывать свою жену в постель к ослу.
Элишка засмеялась, вырвала пальцы из моих рук, и ее коготки заскользили по моей коже, чуть царапая.
– Ты такой же коварный.
– Конечно, – я улыбался, гладя ее бархатные щечки тыльной стороной ладони и чуть вздрагивая от ее уколов. – Ты не забыла? Если я не выпускаю когти, это не значит, что у меня их нет...
– Ужинать давно пора, – в два голоса захныкали чертенята, устроившиеся у нас в ногах. – Сколько можно любиться?
Я лишь шикнул на них.
Ранним утром, еще затемно, я шепнул Элишке, что скоро вернусь, и направился в дом Марьяны. Охотники уже побывали здесь – двери и окна были опечатаны, вещи в лавке и квартире перерыты, некоторые из них они забрали. Но вот главное они не нашли. Я откинул половик перед прилавком и повел ладонью. На полу вырисовались очертания люка, через миг его крышка откинулась. Я взял с одной из полок масляный фонарь, на который никто не обратил внимания, зажег и спустился вниз. Пройдя длинный каменный коридор, я остановился перед обитой металлическими полосами дверью и отомкнул засов. Дверь, недавно смазанная, легко поддалась под нажатием и, распахнувшись, с грохотом ударила о стену камеры. Двое людей поднялись с матрасов, жмурясь с непривычки от света. Наконец, они разглядели меня.
– Ян!
– Доброе утро, Доминик, Петр, – я поставил фонарь на пол между нами.
– Не разберешь тут утро или нет, – буркнул Доминик.
– Вот уж не ожидали тебя увидеть... – заметил Петр. – Да и твою ведьмачку уже тоже – заморила нас совсем голодом. Если то, что она приносила, можно было назвать едой...
– Марьяну убили. Руки давайте...
Они вытянули руки, загремев совсем уж средневекового вида кандалами.
– Ничего себе, она для вас раздобыла... – я щелкнул по железу пальцем, и оно рассыпалось ржавой пылью.