Охотник на ведьм

Негатин Игорь

По размеру пришелся впору, аккурат на безымянный палец. Вообще я не любитель таких мужских украшений, все эти печатки дутого золота с крошками брюликов на черных камнях отдают пошлятиной и безвкусицей. Ладно, придется поносить месяц, если Петр Васильевич вдруг зайдет. Вспомнил, как расстались, и опять неудобно стало за мою нечаянную оговорку. Надо будет завтра позвонить, извиниться и поблагодарить за подарок. И еще — черт побери, откуда он узнал, что у меня в пятницу был день рождения? Точно помню, что я не говорил, с чего бы начал рассказывать такие вещи случайному знакомому? Странный он все-таки мужик, этот бывший полковник. Если подумать, и на военного не похож. Я сам из семьи потомственных военных, так что военную косточку сразу распознаю. Ладно, пора завязывать с делами, дома живая душа ожидает. Придется привыкать, что теперь не один живу, а с котом, это накладывает определенную ответственность

на человека, как там у Экзюпери сказано? «Мы в ответе за тех, кого приручили» Вот именно, посему дела побоку, бумаги в сторону, пистолет в кобуру и домой, смотреть, что там серый на день натворил…

Петру Васильевичу на следующее утро, я так и не дозвонился — абонент был недоступен. Ну, раз так, то не очень и хотелось; звонком себя обозначил — и ладно, захочет — перезвонит. Тем более что я только к вечеру из Вильнюса вернулся — застряли в оружейном фонде, где переписывали на меня пистолет. Шарунас после возвращения ускакал на какую-то встречу (сомневаюсь, что деловую), а я, посмотрев на часы, решил поужинать. Вот там Петра Васильевича и заприметил — сидящим за уличным столиком в ресторане «Городской Сад». Место там красивое, сквер Музыкального театра, напротив — памятник тому самому князю Витаутасу, который вплавь от татар спасался. Полковник был не один, в компании молодой, светловолосой женщины лет тридцати, обалденной наружности. Длинные волосы цвета спелой пшеницы, фигурка, ножки — в общем, я чуть слюни не распустил, забыв, зачем сюда пришел. Эх, жаль, из-за темных солнечных очков глаз не видно, может, там «увидел, заглянул и утонул». Как любит говорить Шарунас про такой тип девушек — сладость греховности, граничит с непорочностью. Мелькнула дикая мысль подойти поздороваться, но, посмотрев еще раз, от идеи отказался — носик у женщины покрасневший, неужели плакала? Или плачет, судя по тому, что платочек в руках нервно комкает. Разговор, надо полагать, не из приятных. Хм, а ведь у него два сына, дочек нет, неужели любовница? Вот козел старый, поматросил, значит, и бросил? А заливал-то — мол, и женат счастливо, и вообще вся жизнь в шоколаде. Старый пень, песок сыпется, а все туда же. Чтобы никого не смущать, решил сделать вид, что ничего не вижу и не слышу. К счастью, принесли мой заказ, и пока я утолял голод, они ушли. Ну и прекрасно, а то подумает грешным делом, что за ним слежу. Только этого мне не хватало для полного счастья. А девушка хороша, чертовски хороша, таким не просто вслед оборачиваются — за ними еще и вереница поклонников строем топает.

С благостным настроением вернулся в контору, где сидел вернувшийся шеф и какой-то хмырь в темных очках. Нет, ну что за пижонство — вроде вечер и солнце в лицо не светит, чтобы вот так от мира отгораживаться. Посетитель меня увидел и дернулся — то ли нервно, то ли чтобы поздороваться, но одумался и через некоторое время ушел.

— Слушай, а это кто такой? — спросил я у шефа, когда мы остались одни.

— Вот, — он протянул мне визитку, — представитель этой фирмы. Неприятный тип.

— Он что, так и сидел в черных очках?

— Да, представь себе. Говорю тебе, хамло.

— Что ни день, то праздник, — я почесал подбородок, — и чего этот перец от нас хотел?

— Какую-то ерунду продавал, но покупать вряд ли будем. Вообще оборзел, наш магазин Айдаровским назвал и поначалу с тобой пытался связаться, пришлось объяснить, что Александр хоть и совладелец, но отнюдь не единственный хозяин, — шеф надул губы и обиженно замолчал.

В общем, ничего удивительного, что меня искали. Вся розничная торговля на мне, шеф только оптом занимается. Но понимаю, ему конечно обидно (хотя смех разбирает).

— Будет вам, шеф! Ну ошибся человек, с кем не бывает.

— Неприятный тип, — подвел итог Шарунас, — ну его к черту, вместе с его фирмой.

— Кстати, у нас в продаже патронов сорок пятого калибра нет, а я Глок дома оставил.

— Нет, — согласился шеф, — и что? Ах, да, ты сегодня с подарочным набором. Ну Виктор сделал же тебе патроны, заряди серебряными.

— Что за пижонские замашки, шеф? Вы вроде приличный человек и образцовый семьянин, хм… изредка.

— Не борзейте, Александр, что за пошлые намеки? Патроны… На один вечер, чтобы пистолет до дома донести, сгодятся и серебряные. Или подожди немного, подвезу, чтобы хулиганы пистолет не отобрали, — ухмыльнулся он.

— Премного благодарен за доброту вашу, но лучше прогуляюсь — для моего здоровья, подорванного ночными переговорами с клиентами, это полезнее, — ехидно заметил я и, зарядив восемь патронов в магазин нового Кимбера, отправился домой.

Ажуолинас, а в переводе Дубовая роща — это огромный лесопарк почти в центре города. Начинается от Зеленой горы и тянется до зоопарка. Вот по его главной аллее я и

шел, решив прогуляться после работы. От офиса до моего дома — часа полтора; хорошая прогулка перед сном. Днем здесь многолюдно: чинно прогуливаются пенсионеры в белых панамках, молодые мамы покачивают коляски с толстощекими карапузами, а студиозы на лавочках осоловело разглядывают в книгах загадочную фигуру из трех пальцев — скоро сессия. По вечерам аллеи пустеют, разве что пробежит припозднившийся сторонник здорового образа жизни, под лозунгом «бегом к инфаркту». Шел и вспоминал сегодняшнюю заплаканную девушку. Интересно, что их может связывать, неужели банальные деньги? Нашел себе старичок на старости лет молодую содержанку? Черт знает, не похожа она на такую, но с другой стороны, что значит «похожа -не похожа», можно подумать, у тех, которые похожи, на лбу большими буквами написано. Последнее время эта «профессия» становится популярной, интернет полон предложениями, значит, спрос есть. В эдаких раздумьях о судьбах мира прошел ровно половину дороги, аккурат до скульптуры, изображающую символ города — Зубра. Вдруг, словно порыв ветра по парку прошел, потемнело, стало холодно и промозгло, даже шум деревьев утих, словно замерз. И эдак зябко стало, словно могильным холодом пахнуло.

Я недоуменно обернулся и остолбенел — меня догоняла тень, еще не оформившаяся в силуэт, который можно опознать. Неслась огромными прыжками; такое впечатление, что на четырех лапах двигается. Собака?! Какая собака, если размером с теленка! Словно бестелесный полупрозрачный сгусток черного тумана несется навстречу! Когда между нами осталось всего несколько метров, тень черными каплями брызнула в стороны, оставив передо мной невысокого мужчину с черными волосами. Даже не заметил, как он схватил меня за горло — только свистнуло что-то, и тело моментально застыло, будто в ледяную купель опустили. В голове мелькнула только одна фраза — смертный холод. Именно такой, склизкий и пронзительный; не объяснишь, не расскажешь, это надо прочувствовать. Какие-то слова бились внутри, свивались в неясные черные образы, словно их нашептывали на ухо, оскалившись в злобной ухмылке и наслаждаясь властью над моей жизнью. Меня швырнуло к памятнику, ободрав плечи чем-то острым, но именно эта боль и спасла — ненадолго вернула чувствительность пальцам, которые уже схватились за пистолет, но выстрелить я не смог — взгляд был прикован к этим темным провалам глазниц. Это страшно, чертовски страшно, когда вместо глаз, пусть безразличных, пусть горящих ненавистью и злобой, вы видите пустоту, сгусток тьмы, которая тянет к себе, затягивая внутрь, в пропасть, в Небытие…

Грохнул выстрел, один, второй, третий. Уже не думал, куда и во что стреляю, просто всаживал пулю за пулей в эту бестию, держащую меня за горло. Даже выстрелы звучали иначе, словно в замедленной съемке, звук глухой, растянутый. Нападавший даже не дернулся, только протяжно завыл, постепенно переходя на оглушительный визг, и осыпался прахом, пачкая лицо, одежду и руки… Нет, этого не может быть! Невозможно, чтобы какой-то придурок, решивший меня ограбить, от четырех или пяти пуль превратился в пыль…

Передо мной на земле лежала пустая оболочка, точнее, человеческая одежда, из которой оползал прах. Прах или может, пепел — не знаю, как назвать эту субстанцию с затхлым запахом, словно посередине вечернего парка распахнули дверь в подземелье или открыли старинный сундук, простоявший на чердаке не одну сотню лет.

Я тихо сполз на землю и только усилием воли заставил себя осмотреться вокруг. Пусто. Все так же шумели кроны старых деревьев, которые на своем веку видели многое, пряча в глубине своих дубрав ошметья памяти. Интересно, а такое они видели когда-нибудь?!! То, что поместилось бы в ведерко из-под шампанского, вздумай кто-нибудь собрать эту пыль… Отряхнулся и поднес к глазам левую руку, чтобы посмотреть на часы, но который сейчас час, так и не увидел, — мой взгляд приковал к себе перстень, а точнее — камень на нем. Он светился, каким-то живым свечением, а белые прожилки фарфора, казалось, двигались, кружась и переплетаясь, распадаясь на части в каком-то хаотичном движении, создавая неясные для меня образы…

Как добрался домой — не знаю; очнулся только у самого подъезда, крепко сжимая в кулаке отстрелянные в парке гильзы, даже как их в потемках собирал, не помню. Сбросил одежду на пол и долго мылся, словно пытался избавиться от воспоминаний о случившемся. Когда после ванны уселся на кухне и закурил, то Тишка, будто чувствуя мое состояние, залез на колени и заснул. Ситуация в голове не укладывалась, не может такого быть. Что значит, почему?! Потому, что так не бывает! Если конечно не сошел с ума и не отравился грибами в ресторане. Но там, в парке, тень, несущаяся вскачь, этот безглазый упырь, тянущий ко мне руки… Ведь я его убил, но где тогда тело?!