Охотник за демонами
Шрифт:
В этот момент он не управлял своим телом, оно, как и в бою, действовало само. Он прижался губами к ее рту и неуклюже поцеловал ее. Ласка сначала оттолкнула его, но потом сама прижалась к нему.
– Только не будем делать это в воде, – прошептала она. – Я очень устала и могу утонуть.
Врон осторожно положил ее на камень и лег с ней рядом. Что было дальше, он почти не помнил, волна нежности подхватила его и понесла куда-то, но при этом он остро ощущал все тело Ласки, лежащей на земле, его раны, боль и усталость.
Он целовал и нежно гладил девушку, но и тут он не управлял своим телом,
Нежность и жалость продолжали расти в нем, а потом, когда ему показалось, что он не выдержит и сейчас взорвется, эти чувства единым потоком вырвались из него и устремились в девушку. Ласка тихо простонала и обмякла в его руках.
Врону стало страшно – несмотря на блаженную истому, охватившую его тело, он заставил себя наклониться над девушкой и приложил ухо к ее груди. Ласка дышала, но дыхание было чуть слышным, и девушка была без сознания.
Врон выругался и хотел встать, но тело не подчинялось ему. Тогда он обнял девушку и прижал ее к себе.
Потом глаза его закрылись, и он погрузился в странное состояние небытия.
Какие-то образы всплывали из глубины сознания, но он не запоминал их, просто смотрел, как они возникают и исчезают. Это были образы незнакомых ему людей, демонов, драконов и даже кого-то из повелителей.
Он вышел из этого состояния только тогда, когда девушка зашевелилась. Врон повернул к ней голову и осторожно поцеловал ее.
– Прости, – прошептал он. – Я не знаю, как это получилось.
– Не зря я тебя назвала кретином в бреду, – огрызнулась Ласка, высвобождаясь из его объятий и поднимаясь с земли. – Ты такой и есть. За это не извиняются, потому что это не происходит само собой. Я тоже этого хотела, а не только ты. Мне нужно было снова ощутить себя живой. Почувствовать еще что-то кроме боли… Вставай, а то, не дай бог, кто-то придет сюда и увидит нас с тобой, и тогда у нас будут серьезные проблемы.
Врон натянул на себя балахон, потом поднял с земли одеяние девушки:
– Я боялся, что убил тебя.
Ласка на мгновение прижалась к нему и нежно поцеловала.
– Нет, все-таки ты точно кретин, – сказала она, улыбнувшись. – Еще никогда в жизни мне не было так хорошо. – Она потянулась за балахоном, который держал Врон, но неожиданно ее рука замерла.
– Странно, – пробормотала Ласка. – Я совсем не чувствую боли.
Она развязала бинты. Врон смотрел на ее тело, не веря своим глазам: раны исчезли, оставив после себя только небольшие багровые шрамы, но и те зарастали прямо на глазах. Ласка недоверчиво покачала головой.
– Этого не может быть, – прошептала она. – Я думала, что останусь калекой, да и лекарь говорил, что рана на спине уже никогда не затянется и будет мне мешать до конца моей жизни.
Врон смущенно отвел взгляд и сказал:
– Сейчас ты очень красивая…
– Это вполне возможно, – задумчиво отозвалась девушка. – Я чувствую в себе силу, и совсем нет боли. Что ты сделал со мной и, главное, как?
– Вот так! – сказал Врон, крепко прижимая ее к себе. Ласка вырвалась из его объятий и сердито уставилась на него.
– Я же говорила, что сюда может прийти кто-то из охотников, и у нас будут проблемы. – Девушка нахмурилась, но потом улыбнулась. – Но если ты скажешь, что это всего
– Это только лекарство, – смущенно сказал Врон.
– Нет, ты точно кретин, – рассмеялась Ласка и обняла его.
На этот раз все получилось иначе – Ласка была податлива и нежна, а он был осторожен, боясь разбудить в себе то, что может не лечить, а убивать.
Все было совсем не так, как в первый раз. И когда они слились в единое целое, он услышал ее мысли, ее желания, и это добавило к его ощущениям еще целый мир чувств. Желание ушло куда-то вглубь, остались только нежность, покой и ощущение единого целого, и даже когда из него выплеснулось то, что он уже не мог сдержать, то и тогда он чувствовал только спокойную радость.
Ласка прижалась к нему, и они долго лежали, глядя вверх на синее небо и облака, неспешно плывущие по нему.
– Надо идти, – сказала Ласка. – Приближается время обеда.
Она решительно встала и, надев набедренную повязку, еще раз оглядела свое тело. На ноге шрам уже исчез, а на спине стал почти незаметным. Ласка снова недоверчиво покачала головой и быстро натянула на себя балахон.
– Сейчас я даже боюсь показаться лекарю, – призналась она. – Потому что он сразу начнет меня расспрашивать, как и почему все так быстро заросло. А что я ему отвечу?
– Скажи, что сама не знаешь, – улыбнулся Врон, одеваясь. – Это же правда.
– Да, это правда, только мы здесь не обманываем друг друга, – сказала Ласка и серьезно посмотрела на него. – Похоже, что это правило не для тебя. Кто ты, Врон? Кровь какого демона сделала тебя таким?
– Я не знаю, – ответил он. – Как только я сам что-нибудь пойму, я обязательно тебе расскажу.
– Ладно, может быть, ты и не врешь, такое и впрямь трудно понять, – сказала она. – Идем, скоро обед и опять каша, которая в меня уже не лезет. Ну что, совершишь еще одно маленькое чудо? Попросишь у привратника, чтобы он тебя выпустил, и принесешь нам какую-нибудь дичь? Я же знаю, что он относится к тебе совсем не так, как ко всем нам. И то, что возможно для тебя, невозможно для нас…
Врон надел балахон и закрепил меч за спиной.
– Хорошо, я поговорю с ним об этом, – сказал он. – А мы еще встретимся? Нет, я знаю, что мы встретимся, я говорю, что мы встретимся так… Я не знаю, как сказать…
– Деревенский увалень, – тихо произнесла Ласка, подходя к нему и целуя его. – Когда ты научишься разговаривать с девушками?
– Я пытаюсь, – смущенно улыбнулся Врон. – Но еще не привык и не знаю, что можно говорить, а что нет.
– Ладно, так и быть, я помогу тебе, – рассмеялась Ласка. – Ты мне нравишься и всегда нравился, ты необычный, есть что-то в тебе, какая-то трогательная слабость. Пока я просто не могу к тебе относиться серьезно, ты знаешь, что у нас, охотников, ценится только грубая сила. А ты другой, ты не слабый, ты сильный, может быть даже сильнее нас всех, но твоя сила другая… Но если патриархи не разрешат нам встречаться, то я буду им послушна. Просто потому, что монастырь – это единственное место, где я могу жить. И если меня прогонят за непослушание, то за воротами меня ждет смерть. Они вправе и сейчас меня прогнать, если узнают о том, чем мы с тобой только что занимались…