Охотник
Шрифт:
Дженни вытерла рот тыльной стороной ладони. Бессмысленный, запоздалый жест. Она была настолько потрясена, что даже не могла сердиться.
«Я знала? Знала в глубине души, до того как он меня поцеловал, или пока он меня целовал, но до того, как я оттолкнула его, могла ли я осознавать?..»
Она все еще не могла прийти в себя.
– Но откуда ты знал?.. – прошептала она. – Ты вел себя, как Зак, ты говорил о том, что знает только Зак…
– Я наблюдал за ним, – сказал Джулиан. – Я наблюдал за тобой.
Тихий голос завораживал, и Дженни почувствовала, что начинает таять от его звуков.
И тут она вспомнила о Саммер.
Ярость, жаркая и беспощадная, нахлынула на нее, придав ей сил. Она глянула в голубые глаза Джулиана. Снисхождение, которое она иногда испытывала к нему, исчезло. Сейчас она ненавидела его. Не сказав ни слова, она повернулась и выбежала из темной комнаты.
Он последовал за ней, включая по дороге свет. Разумеется, он знал, о чем она думает.
– Саммер согласилась, – сказал он. – Как и все остальные, она по доброй воле согласилась играть.
– Она же не знала, что игра реальна!
Он процитировал строчку из правил: «Я предупреждаю, что игра реальна…»
– Ты можешь говорить все, что угодно, Джулиан. Но ты убил ее.
– Я к ней и пальцем не притронулся. Собственный страх убил ее. Она не смогла вынести встречи со своим кошмаром.
Дженни знала, что спорить бессмысленно, но ничего не могла с собой поделать.
– Это несправедливо! – с яростью воскликнула она.
Он покачал головой, удивленно глядя на нее.
– Жизнь вообще несправедливая штука, Дженни. Ты еще этого не поняла?
Гнев полностью завладел Дженни.
– А кто дал тебе право так играть с нами? Почему ты считаешь себя вправе судить нас?
– Я не нуждаюсь в правах. Послушай меня, Дженни. Законы всех миров – всех девяти – жестоки. Никого в этих мирах не беспокоит судьба отдельного человека, нет никаких прав. Не существует абсолютного добра. Всем правит закон джунглей. Право не нужно тому, у кого есть сила.
– Я не верю тебе.
– Ты не веришь, что мир жесток? – На скамье лежала газета, он поднял ее. – Вот, взгляни и попробуй доказать, что зло проигрывает, а добро побеждает. Докажи мне, что в твоем мире не действует закон джунглей.
Дженни даже не взглянула на заголовки. Она и так многое повидала в жизни.
– Жизнь, – сверкнул Джулиан улыбкой, – имеет и зубы, и когти. А раз так, разве не лучше быть в этом мире охотником, а не жертвой?
Дженни покачала головой. Она не могла не признать справедливость его слов – по крайней мере в том, что касалось жестокости мира. Но сердце у нее болезненно сжалось.
– Я предлагаю тебе выбор, – проговорил Джулиан. Лицо его стало суровым. – Я уже говорил, что, если мне не удастся убедить тебя, я тебя
– Решение давно принято. Я никогда не буду твоей. Я ненавижу тебя.
Злоба вспыхнула в глазах Джулиана языками синего пламени.
– Ты понимаешь, – усмехнулся он, – что произошедшее с Саммер может случиться и с тобой?
Дженни словно окатило холодом.
– Да, – медленно произнесла она. – Я понимаю.
Да, теперь она наконец поняла. Может быть, она не до конца осознавала это раньше. Не могла поверить, что Джулиан на это способен, или, по крайней мере, думала, что на нее это не распространяется. Смерть – удел взрослых, а не ее ровесников. Ужасные вещи – по-настоящему ужасные – никогда не случаются с хорошими людьми.
Но она ошибалась.
Теперь она понимала это, ощущала сердцем. Иногда самое страшное, что только можно представить, происходит и с теми, кто этого не заслужил. С Саммер. С ней самой.
Дженни чувствовала себя так, словно ей открылся величайший секрет, словно она вступила в некое всемирное общество.
В общество горя.
Теперь она – одна из посвященных. Как ни странно, это успокоило ее. Ее утешала мысль о том, что она не одинока, что на свете много людей, у которых умирали друзья или родители, людей, которых постигло несчастье.
«Нас много, – думала она, не замечая, что плачет. – Мы повсюду. И мы не станем превращаться в охотников, чтобы отомстить за наши страдания другим людям. Никто не станет. Ни один из нас».
Эба ведь выдержала. Дженни неожиданно вспомнила, что бабушка Ди потеряла мужа – его убили расисты. А еще – что Эба написала у себя в ванной на зеркале – сделанная от руки надпись казалась неуместной рядом со стеклом, мрамором, золоченой рамой:
Не причиняй вреда.
Помогай, если можешь.
Отвечай добром на зло.
Дженни никогда не спрашивала Эбу про эту надпись. Да она и не требовала разъяснений.
Внезапно Дженни почувствовала поддержку «общества горя». Как будто все его члены молча выражали ей свою симпатию. Все то, о чем жутко было даже подумать, могло произойти сейчас с самой Дженни. И она это понимала.
– Ты прав, – произнесла Дженни. – Возможно, жизнь действительна такова. Но это не значит, что я сдамся. По собственной воле я никогда не стану твоей, так что можешь попробовать применить силу.
– Попробую, – откликнулся он.
Началось все очень просто. Дженни услышала тихое жужжание, и на ее рукав села пчела.