Охотник
Шрифт:
Он пытался описать ей беззаботную жизнь в прошлом, о которой она вряд ли что знала. Рассказывал про телевидение, про автомобили, про изобилие еды, которую не нужно было добывать и которая не портилась очень долго.
И тут дикарка сказала:
– Я знаю, что такое стерилизация и чем она отличается от пастеризации. Мы делаем консервы…
Когда на палубе поднялся шум, Валера как раз пытался добиться от девушки подробностей, касающихся употребления Коктейля. Как он понял, его пили не постоянно, а по особым датам, по праздникам. Но была ли в этом какая-то система?
В
Валера откинул полог, открыл.
– Чего надо?
Охранник заглянул в тамбур, неловко козырнул, поинтересовался:
– У вас все в порядке?
– Да. А что-то не так?
– На берегу стреляют. Возможно, дикари напали.
– Ну так разберитесь с этим, – недовольно сказал Валера. – У меня другая задача.
Он прикрыл дверь. Повернулся к девушке и понял, что она всё слышала.
– Я знаю, кто это, – сказала она и улыбнулась так, что Валере стало жутко.
– И кто же? – спросил он, невольно поёжившись.
– Обычный человек. Но он не один. С ним духи его предков. Наши братья-защитники…
74
Трех человек, охраняющих лодки, Иван расстрелял из пулемёта. Для этого ему пришлось обойти врага по линии прибоя. Пока Федька, закрывшийся в бункере, отвлекал моряков стрельбой из разного оружия, Иван скрылся в темноте и потом долго полз в холодной воде, стараясь не замочить тяжелый пулемет. Он зашел в тыл противникам. Он видел, как они, прячась за бревнами, воюют с воображаемым врагом. По их переговорам можно было понять, что они думают, будто в бункере укрылась минимум дюжина дикарей, а второй такой же отряд ждет в лесу подходящего момента, чтобы выйти на открытое место и броситься в атаку.
Иван не хотел стрелять в спины врагов. Да и не видел в этом смысла. У него как раз появился план – ему нужны были пленники.
– Сдавайтесь! – крикнул он.
Но моряки то ли не поняли, какую опасность представляет засевший в тылу охотник, то ли просто лишились разума с перепугу: они повскакивали и открыли огонь по черным волнам, набегающим на берег.
Иван срезал их двумя очередями – пулемет не слишком отличался от знакомого ему автомата. Он успел заметить, как из-за плота поднялся в рост высокий, по-подростковому нескладный человек, занес над головой какую-то округлую штуковину, кинул её. Иван шлепнулся в волны. Взрыв выплеснул воду столбом; что-то горячее рвануло плечо. Иван потерял пулемет, прыгнул вперед, не обращая внимания на повисшую плетью руку, и заорал:
– Не шевелись! Убью!
У него был один нож.
У противника оставался автомат.
Но оружие уже не имело значения.
Моряк испугался дикаря. И это всё определило. Иван налетел на него, как зверь, как голодный мут. Вырвал автомат. Занес нож.
– Хочешь жить? Хочешь?
Федька осторожно высунулся из бункера, убедился, что в его сторону никто не стреляет, побежал к лодкам – товарищу на подмогу. Но тому помощь была не нужна.
– Сколько вас? Кто еще остался? – Иван нависал над трясущимся чужаком. Тот вздрагивал, ожидая удара ножа, жмурился, отворачивал лицо, закрывался руками.
– Хочешь жить, отвечай!
– Никого… Нас четверо было… Остальные в бункере… На крыше… И в шалаше…
– Вставай! Сделаешь, как я скажу, останешься живой! Понял?
– Да-да…
– Я ищу девушку. Её увозили на лодке. Понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю. Видел её.
– Знаешь, где её держат?
– Да. Их всех держали отдельно от нас. В допросной.
– Проведешь нас к ней. И не пытайся обмануть!
Федька вернул Ивану винтовку, побросал в лодку трофейное оружие, прикрыл его кожаными штанами и паркой, сам забрался туда же, навел автомат на бледного моряка. Тот был молод, ему, наверное, и семнадцати не исполнилось – еще жить и жить до мутации.
Иван обыскал трупы, снял боекомплект и кое-что из одежды. Закончив переодеваться, сменил Федьку. Спросил у трясущегося моряка:
– Сможешь придумать, как нам подняться на корабль, чтобы никто ничего не заподозрил?
Тот дернул плечом:
– Не знаю.
Иван подвинулся к нему ближе, предложил свой вариант:
– Например, я прямо сейчас отрежу твою руку по локоть и скажу встречающим, что тебя нужно срочно лечить. Твои друзья займутся тобой и не обратят на нас внимания. Хороший план?
– Нет… Не надо так… Я придумаю что-нибудь…
– Думай поскорей!
Иван заставил моряка спустить тяжелую лодку на воду – тот вместе с Федькой тащил её за корму, а Иван, не отпуская винтовку, подталкивал нос. Через пару минут суденышко свободно закачалось на волнах. Иван перевалился через борт первым, потом подал руку Федьке. И уже вместе они затащили морячка, тут же велев ему браться за весла.
– Сколько человек на корабле? – спросил Иван, бинтуя плечо. Рана оказалась небольшая, боль можно было перетерпеть, а кровь уже почти остановилась.
– Примерно семьдесят осталось, – ответил пленник. – Остальные в походе. И еще несколько десятков человек Чистых. Я точно не знаю, сколько их. Они почти всегда на подлодке.
– Где? – не понял Иван.
– На подводной лодке. Атомный подводный крейсер. Еще с тех времен. Он работает. Чистые там живут. У них еще одна такая же лодка есть. И бункер на берегу. У них много чего осталось. Только они старые почти все. У них три женщины было. За все время родилось то ли восемь, то ли девять детей.
– А ты откуда знаешь?
– Я – один из этих детей. Последний, что родился. То ли восьмой, то ли девятый.
– И почему ты не с ними?
– Так получилось…
Ветер становился сильней, волны делались круче. Лодку порой швыряло так, что приходилось цепляться за борта, чтобы не вылететь. Федька бешено орудовал черпаком, выплескивая воду наружу, но она прибывала – ноги тонули уже по щиколотку.
– Я влюбился, – сказал морячок. Кажется, он пытался разжалобить пленивших его охотников. – Ей было семнадцать, и она была зарка. Однажды я поругался с отцом и убежал к ней. Я не собирался становиться заром… Но так вышло… После этого мне пришлось остаться в казармах – зато я был вместе с ней. Отец так и не простил меня. А через полгода моя возлюбленная мутировала, и мне пришлось её застрелить.