Охотник
Шрифт:
— Бохтымой, Норин, тут прям как на вокзале в Голуэе нынче, — замечает Том Пат. — Есть ли кто в округе, кого к тебе сегодня еще не принесло?
— Да все просто твоему примеру следуют, а то, — ловко срезает его Норин. Она стирает с полок пыль — не бывает такого, чтоб Норин ничего не делала. — Как твой папа нынче себя чувствует, Тереза?
— Шик, — отвечает Трей, отыскивая ветчинную нарезку.
— Иисус, Мария и Иосиф, везет же некоторым. У него голова из титана, видать. Чего они там пили вообще? Я спросила у Десси, но он головы на подушке повернуть не смог, чтоб мне ответить.
Миссис Куннифф задышливо хихикает. Трей пожимает плечами.
Норин вполоборота бросает на нее прицельный птичий взгляд.
— Когда пришел, вывалил немало, но боже храни нас. Четыре утра, а он меня растолкал ради какой-то дикой байки про золотые самородки и умолял, чтоб я ему жареху сделала.
— И как, сделала? — уточняет Том Пат.
— Не сделала. Получил поджаренного хлеба кусок да по мозгам за то, что детей будит, вот что получил. Ну-ка, Тереза, это правда — то, что Десси сказал, или это выпивка в нем разговаривала? Какой-то англичанин собирается копаться у всех на участках?
— Ну, — говорит Трей. — Он богатый. Бабка у него была из этих мест. Она ему рассказала, что тут было золото.
— Святая Мария, матерь Божья, — выдыхает миссис Куннифф, вцепляясь в лацканы кофты. — Как в кино. Богом клянусь, у меня пульс зашкалил, как услыхала. И дайте скажу вам жуть какое чуднoе. В ночь на субботу мне приснилось, что я в кухонной мойке у себя нашла золотую монету. Вот лежала она там просто. Бабка моя всегда говорила, что ясновидение у нас в…
— Такое бывает, если сыр на ночь есть, — наставляет ее Норин. — Мы как-то нажарили под Рождество камамбера, и мне приснилось, что я превратилась в ламу в зоопарке и раздражало меня страшно, потому что парадные туфли на копыта не налезали. Сыра не ешь — и все будет шик. Так и что, Тереза… — Норин бросает стирать пыль, перегибается через прилавок и наставляет веник для пыли на Трей, — папка твой сказал, кто у парняги того бабуля?
— Не, — отвечает Трей. — Вряд ли он знает. — Не находит то повидло, какое у них обычно. Берет какую-то странную абрикосовую хрень.
— Мужики все такие, — говорит Норин. — Женщина б догадалась спросить. Мы с Димфной, миссис Дугган, все утро пытались разобраться, кто ж она может быть. Димфна прикидывает, что, наверное, это Бриди Фини, которая из-за реки, в Лондон уехала еще до Чрезвычайного положения [27] . Ни слуху ни духу от нее с тех пор не было. Димфна говорит, ее мама всегда считала, что Бриди перебралась через пролив, чтоб ляльку родить, и пряталась от срама, но, сдается мне, могло быть так, что она поначалу ни шиша не утруждалась писать, а потом вышла замуж за какого-то расфуфыренного врача и слишком зазналась, чтоб писать таким, как мы. Или и то и другое, — добавляет она, осененная этим новым соображением. — Сперва лялька, а следом врач.
27
Так в Ирландии называлась Вторая мировая война, поскольку Ирландия соблюдала нейтралитет и на государственном уровне в войне не участвовала.
— Сестра Бриди Фини замужем была за моим дядей, — говорит Том Пат. — Я тогда малявкой был, когда она уехала, но все говорили, она хорошо устроится. Из таких она была. Могла за врача выйти, это точно.
— Я знаю Анн Мари Долан, — торжествующе заявляет миссис Куннифф, — мамка ее была из Фини. Бриди ей двоюродная бабка. Я тут же Анн Мари позвонила, как только сердце у меня утихло малость, — правда же, Норин? Она говорит, что ни дед ее, ни мамка ни разу ни словом ни про какое золото не заикались. Ни звука от них про то. Верится вам в такое?
— Мне — да, — говорит Том Пат. — Я б сказал, оно типично. Дед Анн Мари — старый Мик Фини, а Мик Фини девчонок ни в грош не ставил. Считал, что они ужасные болтушки, все до единой, вода в решете… о присутствующих дурного слова не скажу. — Оделяет всех улыбкой. Миссис Куннифф прицокивает языком. — У него одни дочки народились. Я б решил, он никому не говорил и ждал, чтоб у Анн Мари парнишка подрос, кому такое передать. Да только возьми да и случись у Мика инфаркт, вот и помер он, не успев.
— И никому это не диво, кроме него самого, — ехидно замечает Норин. — Я слыхала, у него в чулане битком бутылок было, пришлось контейнер заказывать. Немудрено, что он насчет того золота ничего не предпринял. У него другие занятия были.
— И если б не этот англичанин, — говорит миссис Куннифф, прижимая ладонь к лицу, — тайна эта потерялась бы навеки. А мы всю жизнь расхаживали бы по золоту, а сами ни сном ни духом.
— Вот что бывает, когда люди ничего не делают, — говорит Норин. Выдержав предельно возможное для себя время бездействия, она возвращается к приборке. — Одному богу известно, сколько поколений Фини — ни один из них — нихера насчет того золота не предприняли. Хоть у англичанина этого соображения откуда-то хватило взяться за дело. Самое, блин, время.
— Ты с этим англичанином повидаешься же, а, Тереза? — спрашивает миссис Куннифф, бочком пододвигаясь к Трей. — Можешь спросить его, нет ли чего на нашем участке? Норин говорила, оно в реке, и уж конечно, мы всего в нескольких ярдах от реки-то. Сама я копать не могу, у меня спина жуть что творит со мной, а вот Джо для рытья очень годится. Сад умеет насадить, оглянуться не успеешь.
Судя по всему, где-то по дороге с горы золото превратилось из возможности в несомненность. Трей не понимает толком, чтo она об этом думает.
Сгружает свои покупки на прилавок и добавляет пакет картофельной стружки — в уплату за то, что выполняет за Мэв ее работу.
— И двадцать «Мальборо», — говорит она.
— Ты молодая слишком, чтоб курить, — ставит ей на вид Норин.
— Это отцу.
— Надо полагать, — соглашается Норин, бросая на Трей еще один подозрительный взгляд и поворачиваясь за сигаретами. — Кел тебе ввалит, если курево унюхает. Запомни.
— Ну, — отзывается Трей. Ей хочется уйти.
— Иди-ка сюда, а-халинь [28] , — велит Том Пат, подзывая Трей. — Я б сам подошел, да только всю силу в ногах потратил, пока сюда добрался. Подойти сюда, я на тебя гляну.
28
A chailin — девочка, девушка (ирл., зват. пад.).
Трей предоставляет Норин пробивать покупки и подходит к Тому Пату. Тот берет ее за запястье, тянет на себя, чтоб разглядеть поближе, — глаза у него заволокло пленкой. От Тома Пата пахнет разогретым сараем.
— Ты вылитый дедуля твой, — говорит он ей. — Мамки твоей отец. Хороший человек был.
— Ну, — говорит Трей. — Спасибо. — Дед помер еще до того, как она родилась. Мамка вспоминает о нем редко.
— Скажи мне вот что, — говорит Том Пат. — Ты и янки тот, который на земле О’Шэев. Вы кресла-качалки делаете?