Охотники на фазанов
Шрифт:
— Нет, не от него. — Женщина закашлялась и глубоко затянулась сигарой, чтобы подавить приступ. — Мне передал их другой. Его звали Арне, но его уже нет в живых. Он собрал все документы, получилась целая папка.
— Вы дадите нам ее посмотреть, фру Йоргенсен?
Она схватилась за голову почти прозрачной рукой. Губы ее дрожали:
— Нет, дать ее вам я не могу. У меня ее больше нет. — Женщина умолкла и закрыла глаза. Очевидно, ее мучила головная боль. — Я не помню, кто брал ее у меня в последний раз. Ее просматривало несколько человек.
— Это
— Нет, та была больше. — Марта покачала головой. — Серая и гораздо толще этой. В одной руке не удержишь.
— Может быть, есть какие-то другие материалы? Что-нибудь, чем вы могли бы с нами поделиться?
— Иветта, как по-твоему, им можно сказать? — Она кинула взгляд на подругу.
— Не знаю, стоит ли. Думаешь, надо?
Больная перевела взгляд на двойной портрет, стоявший на подоконнике между кувшином с водой и статуэткой Франциска Ассизского:
— Иветта, взгляни на них! Ну кому они навредили? — В голубых, глубоко посаженных глазах проступили слезы. — Мои детки! Неужели мы даже этого не можем для них сделать?
Иветта поставила на стол коробочку шоколада.
— Наверное, можем, — сказала она со вздохом и направилась в угол.
Там громоздились свертки старой бумаги от рождественских подарков и других упаковочных материалов, как напоминание о былых временах, когда во многом ощущалась постоянная нехватка. Оттуда Иветта вытащила коробку фирмы «Петер Хан».
— В последние десять лет мы с Мартой дополняли папку с документами следствия вырезками из газет. Ведь с тех пор, как умер мой муж, мы с ней остались одни и больше у нас никого не было.
Ассад взял у нее коробку и поднял крышку.
— Здесь есть несколько газетных вырезок о нападениях, по поводу которых так ничего и не было выяснено. А также вырезки о фазанобойцах.
— Фазанобойцах? — удивился Карл.
— Ну да! А как еще назвать таких людей?
Иветта порылась в коробке и вытащила на свет образчик, иллюстрирующий эти слова. Действительно, слово «фазанобойцы» к ним вполне подходило. На большой фотографии из еженедельника все они красовались вместе: парочка представителей королевского окружения, разношерстные буржуазные типчики, а также Ульрик Дюббёль-Йенсен, Дитлев Прам и Торстен Флорин. В победоносных позах: у каждого зажато под мышкой ружье переломленным стволом книзу, нога выставлена вперед, а на земле рядами разложены убитые фазаны и куропатки.
— Ого! — сказал Ассад.
Что еще можно было к этому добавить!
Они заметили, что Марта Йоргенсен зашевелилась, но не догадывались, во что это может вылиться.
— Я этого не потерплю! — неожиданно воскликнула она. — Чтоб им всем сгинуть! Они убили моих детей и мужа. Будь они прокляты!
Она попыталась подняться, но не удержалась на ногах и повалилась головой вперед; сильно стукнулась лбом о край стола, однако словно не заметила ушиба.
— Смерть им! Пускай они тоже умрут! — прохрипела она, не поднимая головы от стола, и взмахнула руками,
— Тише, Марта! — стала успокаивать ее Иветта, пытаясь усадить задыхающуюся подругу обратно в кресло.
Когда больная наконец успокоилась, отдышалась и опять принялась за свою сигару, Иветта увела посетителей в соседнюю комнату, столовую. Она попросила извинения за поведение своей подруги и объяснила, что в этом виновата опухоль мозга, которая так увеличилась, что теперь уже невозможно предсказать реакцию Марты на то или иное событие. Раньше, мол, она такой не была.
Гостям и не требовалось никаких извинений.
— Однажды приходил какой-то мужчина. Он сказал Марте, что хорошо знал Лисбет. — Иветта приподняла вылезшие брови. — Это покойная дочь Марты, а мальчика звали Сёрен. Вы ведь и сами знаете? — Ассад и Карл кивнули. — Может быть, папку взял тогда этот друг Лисбет. Он пообещал Марте, что вернется и принесет папку. — Иветта бросила на обоих такой печальный взгляд, что им сразу захотелось обнять ее за плечи и утешить. — Наверное, придет, когда уже будет поздно.
— А как его звали, этого человека? — спросил Ассад.
— К сожалению, не знаю. Меня не было дома, когда он приходил, а Марта все забывает.
— Вы не знаете, может быть, он был полицейским? — спросил Карл.
— Мне так не кажется, но точно сказать не могу.
— А почему он вот это не забрал? — Ассад указал на коробку с надписью «Петер Хан», которую держал под мышкой.
— Но это же просто бумажки, которые Марта зачем-то вздумала собирать. Кстати, уже после того, как тот человек признался в убийствах. Я помогала ей собирать вырезки, раз ей так нравилось. Вероятно, тот, кто приходил, посчитал их неважными. Да так оно и есть на самом деле.
Напоследок они спросили у Иветты о ключе от летнего домика и о том времени, когда произошло убийство. Но об этом Иветта сказала только, что с тех пор, во-первых, прошло уже двадцать лет, да к тому же и вспоминать о таком событии не очень-то приятно, так что она постаралась поскорее все это забыть.
Затем пришла сиделка, и они распрощались.
На прикроватном столике у Харди стояла фотография его сына — единственная вещь, напоминавшая, что у этого неподвижного тела с резиновой трубкой для отвода мочи и сальными, свалявшимися волосами когда-то в жизни было не только то, что могли ему дать аппарат искусственного дыхания, постоянно работающий телевизор и хлопочущая сиделка.
— Долго же ты сюда собирался, — произнес больной, устремив взгляд на воображаемую точку, находящуюся на высоте примерно в тысячу метров над хорнбэкской клиникой спинномозговых травм. С этой высоты открывается настолько широкий обзор, что если однажды рухнуть оттуда всей своей тяжестью, то можно больше не проснуться.
Карл попробовал найти подходящую отговорку, но бросил эти попытки. Вместо ответа он взял фотографию в рамочке и сказал:
— Я слышал, Мадс поступает в университет.