Охотники на тъёрнов

Куно Ольга

Все это было довольно странно, чтобы не сказать нелепо. За двадцать шесть лет своей вполне бурной жизни, не лишенной общения с женским полом, Винсент испытывал по-настоящему сильные чувства, пожалуй, лишь дважды. Первая любовь, Лесса, осталась в далекой юности. Его чувства были тогда пылкими и искренними, а намерения самими что ни на есть благородными. Но вскоре выяснилось, что та взаимность, которой, казалось, отвечала ему девушка, была вызвана исключительно его высоким положением в обществе. В то время это откровение стало для него трагедией. Большая беда мелкого масштаба… Излишнюю романтичность он тогда основательно

подрастерял. Вторая, Дульсия, появилась намного позднее. Тогда Винсент уже был Охотником, и о его происхождении девушка не знала. Сначала Воину показалось, что эти отношения могут перерасти в нечто по-настоящему серьезное. Но вскоре после того, как они с Дульсией сблизились, он начал понимать, что ошибся. Во второй любви он разочаровался без трагедий, страшных откровений и серьезных последствий. Просто разочаровался – и пошел по жизни дальше. С остальными женщинами, коих было немало, общался без сильных эмоций и без обещаний, весело, бурно, ко взаимному удовольствию. И уж никак не ожидал, что какая-то девушка может задеть его за душу настолько сильно. Тем более с первого взгляда, что и вовсе смешно. Тем более одна из тех немногих, отношения с кем были недоступны по определению.

– Рада это слышать.

Из-за двери послышались приглушенные голоса. Судя по всему, говорившие находились совсем близко от входа в подземелье, но при этом не подозревали о его существовании.

– Где он? – крикнул кто-то.

– Как сквозь землю провалился, – ответил другой.

Винсент выругался сквозь зубы. Делать этого при даме не следовало, но тут уж сработали инстинкты. Селина приложила палец к губам, одновременно накрывая ладонью его руку.

– Сквозь землю он не провалился, – отрезал первый голос. – Ищите, иначе нам голову оторвут!

– Да где его искать? – раздраженно спросил еще один. – Укрытия осмотрели, там его нет, а так весь холм как на ладони.

– Значит, какое-то укрытие вы проглядели, – сделал нехитрый логический вывод первый. – Видимо, парень умеет прятаться.

Винсент заскрипел зубами. Не бросались бы вы втроем на одного, быстро узнали бы, что именно умеет Охотник. Игра в прятки в сферу его компетенции как раз не входила. Но пальцы, едва заметно сжавшиеся у Винсента на руке, быстро примирили его с нынешним раскладом.

– Значит, так, – немного помолчав, заявил первый. – Ждем здесь. По очереди делаем обход, осматриваем местность. Ты наблюдаешь за западным склоном, ты – за восточным. Где бы он ни укрылся, рано или поздно попытается спуститься. Быстро этого не сделать, незаметно – тоже. Наша задача его не упустить. Все ясно?

– Ясно, – без особого восторга подтвердили двое остальных.

Видимо, перспектива торчать на холме неопределенное количество времени не приводила их в восторг.

Какое-то время Винсент продолжал прислушиваться, но, видимо, те трое отошли подальше от дерева, либо просто закончили разговаривать.

– Похоже, этим путем вам возвращаться нельзя, – рассудительно заметила Селина, кивая на дверь.

– Похоже, что так, – вынужденно согласился Винсент. – Куда ведет этот ход? – спросил он, вглядываясь в темноту.

Селина на мгновение прикусила губу, но затем все же ответила:

– Во дворец. Вернее сказать, он выводит на холм из дворца. Был прорыт на случай… – Она задумалась, затем нетерпеливо передернула плечами. – Уж не знаю, какой случай был на уме у архитектора. Может, народное восстание, а может, вторжение иностранной армии.

– Но до дворца две мили, – заметил Винсент. – Он такой длинный?

– Это в обход, – возразила Селина. – Тоннель идет напрямик, так что он короче. Примерно миля, или что-то около того. Дойдете?

– Дойду, – браво соврал Винсент.

Он плохо представлял себе, как пройдет и десяток шагов. Но, впрочем, как-нибудь справится. Надо – значит надо.

Они начали продвигаться по коридору. Селина несла в руке факел.

– Ну а теперь расскажите, – ровным тоном, в котором еле-еле теплился огонек смешинки, заговорила она, – отчего лекардийский посол в минуту опасности использует чисто монтарийские ругательства?

Винсент усмехнулся сквозь гримасу боли, мгновение назад исказившую его лицо, но, к счастью, не попавшую под свет факела.

– Непременно расскажу, – согласился он, – но только при условии, что получу ответное объяснение. Где дочь линзорийского герцога научилась так ловко распознавать ругательства?

Селина засмеялась. В своем стиле – тихо и сдержанно, – но все равно это был первый раз, когда он видел ее смеющейся.

– В детстве я много общалась со своими кузенами, – ничуть не смущенно призналась девушка. – Они сочли своим долгом научить меня подобным вещам. Я дала свой ответ, теперь ваша очередь.

– Я много лет жил в Монтарии, – правдиво ответил Винсент. – Должно быть, тамошние ругательства пришлись мне по душе.

– По мне, так лекардийские более выразительны, – заметила Селина таким тоном, словно рассуждала о роли образа единорога в изобразительном искусстве Линзории. – Впрочем, должно быть, это из области вкусов. Вы очень сильно хромаете. – Нахмурившись, она резко остановилась. – Давайте я вам помогу. Обопритесь на меня.

Переложив факел в левую руку, правой она обхватила спину Винсента. М-да, это даже хорошо, что он скрипит зубами от боли. Это не позволяет полностью сосредоточиться на близости Селины. В противном случае он бы не смог за себя поручиться. И, сто пудов, наплевал бы на все возможные последствия. Впрочем, при других обстоятельствах она и не подошла бы так близко.

Однако Селина почти сразу же остановилась и, хмурясь, опустила факел, приближая его к ноге Винсента.

– Поосторожнее, – прохрипел он, торопясь облокотиться о стену. В сравнении с исходившим от факела жаром она казалась совсем холодной. – Вы меня подожжете.

– Еще немного – и с вами больше нечего будет делать, – возмущенно заявила Селина. – Ну ладно, я в темноте не разглядела, но вы-то почему мне не сказали, насколько глубокая у вас рана?

– Я тоже в темноте не разглядел, – отозвался Винсент.

Юмора девушка не оценила. Поднятые к воину глаза сверкнули возмущением.

– Так вы никуда не дойдете, – объявила она. – Вы же истечете кровью! Как вы вообще передвигались до сих пор?

– Надо же было как-то передвигаться.

– Сядьте! – Сейчас ее голос звучал повелительно. – Сядьте и вытяните ногу. Дайте ей отдых.

Повелительного тона в обращении к себе Винсент не любил. Слишком часто ему доводилось слышать такой тон от отца в давно оставленном доме. Но ее забота Воину льстила; к тому же он действительно держался на ногах из последних сил.