Охотники на «Тигров»
Шрифт:
Самой опасной была немецкая «двойка»: ее автоматическая 20-мм пушка била, как бешеная (четыре выстрела в секунду!), буквально перепахивая насыпь. Послышались стоны и крики раненых, а правый пулеметный расчет вообще замолк, огрызался один только левый…
Положение стало критическим: еще немного, и танки прорвутся на переезд! Вот тут и ударила из засады «сорокапятка». Командир расчета старший сержант Рядов не зря тянул время: знал, что после того, как их обнаружат, в запасе будет всего три-четыре выстрела. Может, и того меньше… А потом их накроют из танковых орудий или пулеметов…
Попали
Однако «тройки» продолжали наступление: увидели, откуда велся огонь, и развернули орудия в сторону «сорокапятки». Артиллеристы успели сделать еще два выстрела (и подбили ближайший танк – прямо под башню), а затем их накрыли. Снаряды угодили точно в пушку, вывели ее из стоя, из пяти человек расчета спаслись лишь двое, в том числе и старший сержант Рядов. Получил осколок в ногу, но смог доползти до переезда, и уже ночью его вынесли вместе с другими ранеными.
Разделавшись с «сорокапяткой», панцеры опять пошли на переезд. Уже более смело – больше угрозы нет… Головной танк с ходу сбил шлагбаум, выскочил на полотно и заскрежетал гусеницами по рельсам. «Вот и все, – мрачно подумал Матвей Прохоров, – сейчас нас сомнут, раздавят». Но навстречу «тройке» бросился сержант Филипчук. На ходу размахнулся и метнул тяжелую гранату под левую гусеницу…
Грохнул взрыв, панцер повело – сдал назад, а затем вообще встал. По полотну за ним размоталась длинная стальная гусеница. Но экипаж продолжал драться – нервно забил курсовой пулемет…
Филипчук не успел спрятаться за насыпь, не хватило буквально секунды. Уже развернулся, присел, но тут его срезало очередью. Нелепо взмахнул руками и скатился вниз… Даже не вскрикнул – сразу потерял сознание. На горячую, пыльную землю потекла алая кровь…
Матвей Прохоров видел, что Ивана ранило, но помочь ему не мог: наводил порядок среди бойцов. А то некоторые, самые нестойкие, уже собрались было бежать. Пришлось приводить их в чувство… К счастью, удалось быстро восстановить дисциплину и продолжить бой. Когда же подполз к Филипчуку, то увидел, что уже поздно, – сержант умер. Экипаж подбитой «тройки» покинул машину, отомстить ему за гибель Филипчука не успели…
Командир последней «тройки» вообще не рискнул идти на переезд: побоялся очередного русского с гранатой… Пострелял немного, больше для вида, и пошел назад. Но не далеко: отполз на километр-полтора и стал чего-то ждать. Вскоре выяснилось, чего: в бледном, словно выстиранном, небе послышался низкий, протяжный гул, кто-то истошно закричал: «Юнкерсы!» Действительно, то были Ю-87. Не спеша встали в круг и, срываясь вниз по одному, стали утюжить переезд. Налетали с протяжным, рвущим душу воем и скидывали бомбы…
Укрыться от них было негде: ни глубоких окопов, ни хороших щелей сделать не успели, все как на ладони. «Лаптежники» с надсадным, визгливым звуком устремлялись вниз, сбрасывали свой груз, а потом резко взмывали вверх – чтобы чрез пару минут вновь повторить атаку. За двадцать минут от роты ничего не осталось…
Но Прохорову и нескольким бойцам, к счастью, повезло: успели нырнуть в толстую бетонную трубу, проходившую под насыпью. Там было грязно, тесно, дышать совершенно нечем (воздух наполнился кислым, удушливым запахом взрывчатки), земля, осыпаясь, забивала нос и рот… Но выжили – труба оказалась отличным убежищем. Спаслись и от бомб, и от пулеметных очередей, которыми немецкие летчики, улетая, щедро полили позиции роты…
Выжило двенадцать человек, в том числе и сам Прохоров. Надо было сражаться дальше, поэтому Матвей собрал оставшихся бойцов и приказал: «Будем стоять до последнего, до конца! Есть еще пулемет, есть и гранаты…» Но немцы в этот день больше не атаковали: наверное, сочли потери слишком большими, решили ждать подкрепления.
А поздно вечером, уже ночью, пришел из штаба дивизии приказ – отступать на Келколово. Похоронили в воронке павших бойцов, закидали сверху землей: «Прощайте, товарищи!» Но для сержанта Филипчука Матвей приказал соорудить отдельную могилу – у старого, расщепленного надвое дуба. Хотел, чтобы остался приметный знак, по которому можно будет потом найти ее и поставить уже настоящий памятник. Иван Филипчук, по сути, спас его и других бойцов, иначе бы панцеры всех раздавили…
Положили тело в неглубокую яму, засыпали землей, Прохоров сделал из четырех дощечек подобие пирамидки, на одной стороне вывел химическим карандашом: «Сержант Иван Филипчук, геройски погибший…» И поставил дату. Постоял немного с обнаженной головой, повздыхал и пошел догонять своих бойцов. До утра предстояло пройти приличное расстояние и еще окопаться на новых рубежах…
И вот сейчас Матвей вспомнил тот бой. И подумал: скорее всего, могила сержанта не сохранилась – немцы с захоронениями наших солдат не церемонятся, давят гусеницами, сравнивают с землей. Да и надпись он сделал карандашом, наверняка уже смыло дождем…
Но твердо пообещал себе, что, если останется жив, обязательно вернется и отыщет эту могилу. А потом добьется того, чтобы Ивану Филипчуку поставили настоящий, бетонный памятник с красной звездой наверху. Как и положено герою. Или, может быть, лучше даже из стали… Да, так будет правильнее: именно стальным и был погибший сержант. Пусть память о нем сохранится долго…
…Подошли к Мге, пробрались через огороды, миновали длинный дощатый барак, где раньше жили рабочие-железнодорожники. Дальше начались разъезды, стрелки, рельсы…
На самой станции – старый деревянный вокзал, пакгаузы, угольные склады, паровозное депо, цистерны для воды, низенькие платформы… Матвей приказал Зайцеву и Колядову следить за обстановкой, сам залез на высокий, ветвистый тополь. Спрятался и начал осматривать станцию в бинокль.
…Заметил черный маневренный паровоз, бойко, в клубах горячего пара, снующий взад и вперед по рельсам, два немецких эшелона, уже готовых к отправке. Первый, с какой-то бронетехникой под брезентами (очевидно, везли в тыл, на ремонт), был уже полностью загружен, второй, санитарный, только заполнялся. Возле него суетились солдаты в мышиной форме, их подгоняли унтер-офицеры – чтобы шевелились быстрее.