Охотники за генами
Шрифт:
Ноги в обуви хлюпали, одежда была мокрая и холодила ноги, а холод в организм проникает обычно именно через ноги. Дело близилось к вечеру, и с каждым часом холод усиливался. Старший лейтенант Гавриленков думал о том, что же будет к утру, традиционно самому холодному времени суток. Но до утра времени было еще много, и командир взвода ожидал каких-то перемен к лучшему в ситуации. По крайней мере, к вечеру они должны были добраться до стоянки рыбаков-ороков. Сам он в своем здоровье был уверен, знал, что ничего страшнее насморка ему не грозит. Но он нес персональную ответственность за каждого своего солдата, а их было двадцать восемь, и эта ответственность заставляла его беспокоиться. Жечь костры ночью опасно — по людям у костра очень легко стрелять. И хотя у старшего лейтенанта
Первыми привала запросили оперативники ФСБ. Просьбу передали командиру взвода через строй. Офицеры не постеснялись даже того, что все солдаты будут знать об их слабости, так они устали и промерзли.
Сергей Сергеевич развернул планшет и заглянул в карту. Можно было, конечно, свернуть на небольшой островок в сторону и там развести костры. Но, если бы там росли крепкие высокие деревья, с которых можно нарубить сучья для костров, то островок было бы уже видно над болотом. Пока же он сливался с окружающим пространством, значит, был малопригоден для качественного отдыха взвода. Но через полчаса ходьбы им должен встретиться остров большего размера, обозначенный на карте как остров Сосновый. И Гавриленков, оценив перспективу, передал назад по строю:
— Через полчаса будет остров, там и устроим привал, заодно и одежду просушим. Передайте…
Эта весть даже солдатам понравилась, и старший лейтенант спиной почувствовал, как они приободрились. Но не успели добраться до острова, как по строю снова передали сообщение, теперь уже от старшего сержанта Клишина:
— Человек в камуфляже позади. Пытается догнать.
Ведущим шел командир первого отделения младший сержант Лазоревский, крепкий, упертый и уже лысый, несмотря на молодой возраст, донской казак.
— Николай! — позвал командир.
— Я! — отозвался младший сержант.
— Ведешь взвод на остров впереди. Обычный костер для сушки. Предположительно, привал на полтора часа. Потом решим, увеличить привал или уменьшить. Про ужин не забудь…
Гавриленков пропустил мимо себя строй солдат и группу оперов ФСБ, дождался старшего сержанта Клишина, но и того отослал вслед за взводом на остров, а сам поднял к глазам бинокль. Ему сразу, еще без бинокля, показалось, что взвод догонял младший сержант Загоскин, а теперь убедился в этом. Но почему он один? Неужели с остальными что-то случилось?..
Здание лаборатории смотрело на окружающие ее леса темными окнами. Конечно, и секретарша уже ушла, и приемная была закрыта, хотя под сигнализацию сдается только кабинет самого профессора, а приемная только на ключ закрывается. Причем ключ в двери с электронной идентификацией. Открыть эту дверь могут только сам Владимир Иванович и его секретарша. В дверь была вставлена миниатюрная камера, соединенная с блокирующим замок компьютером. В память процессора этого компьютера был заложен снимок рисунка сетчатки глаза и профессора, и секретарши. Говорят, что это даже более серьезная охранная система, чем отпечаток пальца. Палец человека можно отрубить, и, в зависимости от условий хранения, им можно пользоваться, даже можно держать его постоянно в холодильнике, и рисунок отпечатка пальца не изменится. А вот глаз вырвать невозможно, у мертвого глаза сетчатка теряет свой рисунок. Создатели замка рассказывали даже историю, как на дорогие представительские автомобили «Ауди А8» установили противоугонное устройство, которое позволяло запускать двигатель после идентификации отпечатка пальца. Но наша российская действительность оказалась непредсказуемой для немецких автоинженеров. Машину украли вместе с хозяином, перебили номера на двигателе, повесили новые номерные знаки и пытались продать вместе с пальцем прежнего владельца, потому что не сумели перепрошить бортовой компьютер и снять ограничения. С сетчаткой глаза такой
Дежурный охранник у дверей предупредил профессора, что на этаже его дожидается генерал-майор ФСБ Логинов. Генерал имел постоянный пропуск с отметкой «24 часа» и потому мог посещать лабораторию в любое время суток.
Владимир Иванович, проходя к двери приемной через полутемный коридор, только приветственно руку поднял. Генерал спрыгнул с широкого подоконника, где удобно устроился, и тоже направился к двери.
Профессор открыл сначала дверь приемной, потом приложил глаз к специальному глазку в своей кабинетной двери. Здесь уже была другая система, и даже секретарша не могла открыть эту дверь. Затем распахнулось небольшое окошко, и профессор, закрывая кодовый замок от генерала своим обширным телом, набрал код отключения сигнализации и только после этого воспользовался обыкновенным механическим ключом. Свет во всех помещениях зажигался автоматически при открытии двери.
— Заходите, Константин Петрович.
Генерал зашел и сразу устало опустился в кресло перед столом. Профессор выключил центральный свет и включил настольную лампу. Он вообще еще со студенческих лет считал, что работать следует исключительно с настольной лампой, которая создает «волшебный круг», в котором концентрируются все мысли человека. А при верхнем свете мысли, как сам этот свет, рассеиваются по помещению, и попробуй потом поймай их.
Разговор начал Владимир Иванович и затронул тему, которая была, что называется, еще горячей и требовала к тому же комментария специалиста, каковым генерал Логинов как раз и являлся.
— Сегодня меня, когда я поехал в аэропорт встречать профессора Огервайзера, уже на подъезде к Москве взяла под контроль какая-то машина. Потом я несколько раз видел ее за собой и в городе, и по дороге из аэропорта, и около гостиницы. В конце концов, эта машина проводила меня до поворота к зданию лаборатории. «Мерседес» C-класса. Я так понимаю, это коллеги тех парней, что категорично начали трясти генерал-майора Макарцева?
— Едва ли, — возразил генерал. — У нас служба собственной безопасности демонстративно предпочитает служебные «Лады» всем прочим моделям. Правда, машины часто меняют. А вы говорите, слежка за вами велась все время с одной машины?
— Да. Постоянно этот маленький симпатичный «мерседесик».
— Это не профессионально. Наша наружка не могла бы себе такого позволить. Наши работают аккуратно, их «зарегистрировать» может только опытный разведчик-профессионал. Номер вы, надеюсь, запомнили?
— Это не мое дело — запоминать такие номера. У меня память предназначена для другого, и я ее берегу. Я обратил внимание своего охранника. Он сказал, что уже сфотографировал и машину, и водителя, и пассажира, и отправил снимки на идентификацию со своего планшетника. Планшетник охранников всегда лежит в машине. Я не знаю, какой режим работы в ФСО и насколько они оперативны, но, надеюсь, к утру уже будут какие-то результаты. Но вы, товарищ генерал, по другому делу…
— Да. Меня сегодня допрашивали, и большинство вопросов относилось к вашей Дальневосточной экспедиции. Я знаю о ней слишком мало, чтобы что-то рассказывать, я вообще не участвовал ни в подготовке, ни в планировании работы, ни в чем другом. И потому на все вопросы отвечал одинаково: «Аз не вем сего» [15] . Оказывается, дознаватели из службы собственной безопасности у нас тоже Евангелие читали и меня поняли, даже поправить пытались, чем сильно меня, признаюсь, удивили. — Генерал пытался говорить шутливо и слегка беспечно, но видно было, что это просто рисовка, а в действительности ему совсем не до шуток.
15
«Аз не вем сего» — искаженная фраза из Евангелия. Когда апостола Петра трижды обвиняли в том, что он ученик Христа, Петр трижды отрекался фразой «Аз не вем его», то есть «Я не знаю его». (Прим. автора.)