Охотники. Пророчества Разрушения
Шрифт:
Хомке захотелось блевать.
«Беги, – сказал ему внутренний голос. – Деньжат каких ни есть, а подсобрал. Беги от этих двоих, не доведут они до добра!»
И только тут Хомка вдруг сообразил, что не знает дороги назад. Когда тащился к границе с Алой хоругвью, думал о чём угодно, только не о том, чтобы запомнить путь. И потом… сколько таких, как Лёшек и Копыто, будут шарить сейчас по трактам и большакам? Одинокий Хомка сделается лёгкой добычей и только кошельком не отделается. Его убьют, как бродячего пса, и хорошо ещё, если прикончат
Втроём с Копытом дело пошло веселее. Они оказались в полосе, через которую война прокатилась уже не один раз. Сперва когорты Войтека гнали хоругви и бандеры Режебеца, потом дело пошло наоборот, потом снова наоборот…
Им везло.
Среди сгоревших заимок и починков, среди валяющихся по обочинам трактов тел людей, коней и варанов они пробирались дальше, стараясь отыскать нетронутое. По пути собрали толику добычи с мертвецов.
Потом нарвались на тройку таких же, как они, мародёров. Трое против троих, но Лёшек и Копыто, как оказалось, к подобным встречам привыкли.
Лёшек сразу же, не раздумывая, выпалил из самострела по едва развернувшемуся в их сторону человеку с рогатиной и в окровавленной солдатской куртке. Копыто, заревев, словно десять демонов, ринулся на двух оставшихся, размахивая дубиной, прямо на склонённые копья. Один противник, посмелее, ткнул было разбойника остриём, но Копыто легко отшиб этот выпад в сторону. Другой мародёр немедля бросился наутёк, а храброго копейщика Копыто швырнул наземь и долго топтал, смачно хекая и хрюкая, пока мольбы, стоны и крики наконец не стихли.
Хомка стоял, держа их варанов и не вмешиваясь, лишь изо всех сил борясь с позывами ко рвоте.
В поясах у мертвецов и в их добыче они нашли почти две сотни полновесных серебряных талеров. Хомке достались аж целых сорок. Себе Лёшек и Копыто взяли по восемьдесят.
Однако оставаться тут было опасно. По Приграничью, меж владениями Войтека и Ребежеца ползали сейчас, словно вши, сотни и тысячи таких же, как они, – из разбитых отрядов, сбежавшие от вербовщиков, иные – из местных, понявших, что нет смысла ждать, пока к ним придут и зарежут, и решивших, что лучше резать будут они сами.
Армии куда-то ушли, то ли на восток, то ли на запад. Маятник войны опять смещался. Или Войтек отходил, заманивая противника в ловушку, в лабиринт засечных черт и пограничных крепостиц, или Ребежец пытался измотать и обескровить прибывшие на помощь соседу-сопернику рыцарские «копья» Империи Креста. В общем, понять, кто сейчас кого перемогает, было решительно невозможно. Вооружённые отряды королевских войск рыскали туда-сюда, злые и кровожадные до исступления.
Вдобавок в разорённом краю стало совсем нечего есть.
И тогда Лёшек с Копытом решили повернуть на север. Ближе к тихому покамест рубежу Предславова княжества. Там, по слухам, было спокойно, богатые хутора вольготно рассыпались по холмистой равнине; ни одно из враждующих воинств туда пока что не заглядывало.
Вскоре местность вокруг и впрямь изменилась. Исчезли чёрные обугленные венцы и закопчённые печные трубы на месте сгоревших деревень; исчезли валяющиеся у обочин неприбранные, раздутые, разлагающиеся трупы; воздух сделался заметно чище, пожарища остались лишь над южным горизонтом, впереди синело приветливое ласковое небо.
В первом же хуторе, куда они сунулись, им повезло. Вернее, повезло Лёшеку и Копыту. Молодого мужика, замахнувшегося на них вилами, когда они с гиканьем ворвались во двор, Лёшек попросту застрелил, другого, постарше, Копыто свалил одним молодецким взмахом секиры, которую Хомка даже поднять бы не смог.
Визжали и выли женщины, ещё двое хуторян выскочили на грабителей с топорами, но одного из них вдруг огрел по затылку дрыном худо одетый тощий парень, а Хомка, больше от страха, чем от желания убивать, ткнул другого в шею своим бердышом.
После этого всё кончилось очень быстро. Копыто и Лёшек живо согнали вопящих баб и девок во двор – тощий парень помогал, несмотря на проклятия, которыми его осыпали хуторянки.
– Сюды, господине, сюды! Тута они гроши прячут, туточки! – орал парень, подпрыгивая и чуть ли не хватая Лёшека за рукав. – У-ух, и посчитаюсь же я с ними! Не всё меня тиранить да батогами пластовать за малую провинность! Сюды, господине, здесь у них и рухлядь мягкая, и…
– Тихо ты! – оскалился Лёшек. – Чего суетишься, чего лебезишь?
– Дык, с вами уйти хочу! – в свою очередь, осклабился парень. Рожа у него была словно морда у бродячего пса перед собачьей свадьбой. – Вот покажу, где они всё прячут, и… вы ж меня возьмёте с собой, господине?
– А шо? И возьмём! – пробасил Копыто. – Парнишка прыткий. Эвон как того по башке-то хлобыстнул!
– То хозяин был, – скрипнул зубами парень. – Лютости непомерной! Что ни день – то батоги! А уж по субботам – непременно, есть вина, нет ли! Ну ничего, сегодня мой день!
– Ты мне по нраву! – рыкнул Копыто. – Шо, позабавиться небось хочешь? С дочкой хозяйской? – Разбойник мотнул встрёпанной башкой в сторону рыдающей круглолицей девицы с длинной косой, одетой богаче других.
– Ага, – парень облизнул губы, – хочу. Ух, и отдеру ж я её!
– Добро, добро! А как звать-то тебя, отдиральщик?
– Гасилом зови, господине!
– Гасило? Славное имечко, – одобрил бородатый разбойник. – А эт-та, кого хрючить-то собрался?
– Данка…
Упомянутая Данка дико, отчаянно верещала, пока гогочущие Копыто с Лёшеком сдирали с неё платье. Впрочем, ей это не помогло.
– А ты, Хомка? Которую хочешь? А? Которую?
Хомка замигал. Он уже ничего не хотел. Ему нужно было бежать. Бежать немедля. Голова кружилась, в глазах стоял кровавый туман. Он же никогда прежде не ходил «по-мокрому»! Силы небесные, ну и влип же он!.. Будь ты проклят, Лёшек – или как там тебя по-настоящему, по-крестильному!