«Океанъ». Сборник морских приключенческих романов, повестей, рассказов. Выпуск 1
Шрифт:
— Но ведь никаких следов цивилизации! — воскликнул Виктор Васильевич. — Как будто здесь никогда не было людей…
— Может быть, еще не было, — задумчиво проговорил Леденев.
Действительно, никаких следов разумной деятельности удвоившийся экипаж «Паломы» не обнаружил. Берега бухты закрывала буйная растительность, настоящие джунгли, из них доносились странные звуки, отпугивающие людей…
— Эти странные заросли, — задумчиво проговорила Нина. — Ведь Куба — самая безлесная из всех латиноамериканских стран…
— Когда-то на острове была буйная растительность, — возразил Хуан Мигуэл. — Об этом пишет в своем дневнике Кристобаль де Колон, открывший
— Не думаю, — сказал Юрий Алексеевич, — что эти джунгли выросли за время нашего недолгого отсутствия. Во всяком случае, я воздержался бы пока отправляться на берег, чтобы познакомиться с новыми лесами Кубы поближе.
— Вы уверены, Юрий Алексеевич, что это новые леса? — спросил Дубинин.
Леденев пожал плечами, ничего не ответил.
Разведку на суше решили пока отложить. Яхта стояла в трехстах метрах от берега, такое расстояние де ла Гарсиа считал безопасным и все-таки ночью выставлял двух вахтенных сразу.
Американцы рассказ Леденева, переведенный на английский язык капитаном «Паломы», о том, что они попали в гости к жителям 1976 года, а вместе с ними вообще в Неведомое, восприняли по-разному. Спокойный и добродушный негр-бортмеханик привык полагаться во всем на Роберта Нимейера. Джон Полански рассматривал случившееся как забавное недоразумение, которое рано или поздно разрешится, а, впрочем, недурное приключение, сказал он, выпало на их долю. Джеймс Октавиан Рейнолдс перестал коситься на русских, как делал он это с самого начала, и будто бы успокоился даже, принял все как должное, хотя и продолжал оставаться сдержанным, холодным.
Что же касается бывшего командира «Дакоты» КЮ-1746, то Роберт Нимейер отнесся к произошедшему весьма неожиданно: он был взволнован и удовлетворен, даже более того, счастлив.
В годы войны этот храбрый летчик, водивший тяжелые Б-17 через Английский канал, чтобы бомбить военные заводы Германии, получивший два креста «За летные боевые заслуги» и медаль «Пурпурное сердце» [7] , испытал тяжелейшее душевное потрясение, когда узнал, что его соединение за одну бомбежку уничтожило в Гамбурге шестьдесят тысяч мирных жителей.
7
Выдается в армии США за боевое ранение.
Майор Нимейер отказался от очередного вылета, наговорил лишнего командиру авиакрыла… Его спасла слава лучшего летчика 8-й воздушной армии, кресты с пропеллерами, висящие на груди. Их Нимейер и швырнул в лицо командиру.
Роберта Нимейера сочли душевно сломавшимся, отправили в санаторий. После лечения хотели перебросить на Тихий океан, добивать «джапов», потом оставили в транспортной авиации на рядовой должности пилота.
Тогда он и приобщился тайно к буддизму… Заинтересовал его этим религиозным учением один дипломат на покое, поселившийся в Майами-Бич, а до того долгое время живший в Юго-Восточной Азии. Он и передал Нимейеру первые книги по буддизму, научил санскриту, свел с монастырями на Цейлоне и в Индокитае, откуда командир «Дакоты» КЮ-1746 получал необходимую литературу.
Случившееся теперь с ним и с его экипажем только подтвердило веру летчика в незыблемость положений буддизма, которые утверждают, что весь материальный мир, который окружает человека, невечен и не незыблем. По прошествии
О своих соображениях он никому не говорил, отлично понимая, что в лучшем случае его сочтут свихнувшимся.
В этом небольшом коллективе таких разных людей, оказавшихся в сверхъестественных обстоятельствах, как-то само собой получилось, что лидером стал Юрий Алексеевич, хотя формально командовал на яхте де ла Гарсиа. Роберт Нимейер и не пытался оспаривать какое-то право на лидерство, и только Джеймс Октавиан Рейнолдс спросил через де ла Гарсиа, военный ли человек этот русский старик и в каком пребывает звании.
Леденев усмехнулся, сказал Нимейеру по-немецки, теперь он обращался к нему, когда надо было что-либо сказать американцам, что воевал с сорок первого года и звание у него полковник. О том, что английский ему тоже знаком, а также по какому роду войск надо его числить, Юрий Алексеевич не стал распространяться…
Молодой капитан-кубинец, Нина и инженер-энергетик, хотя и были ошеломлены случившимся, но их не оставляла некая призрачная надежда. На что они надеялись? Трудно сказать… По-видимому, возможность перехода в иное время была для них, воспитанных в традициях незыблемости основных законов диалектики материального бытия, настолько абсурдной, что подсознательно они не верили в нее. Но как бы там ни было, Леденев с удовлетворением отметил для себя, что может полностью положиться на своих земляков и на де ла Гарсиа.
С американцами было посложнее. Предстояло проверить их на деле. А пока Юрий Алексеевич решил обсудить все вопросы, связанные с выработкой плана дальнейших действий, только с капитаном и Дубининым. Нина в это утро давала летчикам урок русского языка, изучать его предложил американцам Роберт Нимейер.
— Значит, вы считаете, что восьмидесятый меридиан здесь ни при чем? — спросил Леденев.
— Дело не в самом меридиане, — сказал Дубинин. — Мы находились в какой-то точке Бермудского треугольника, где происходят явления, недоступные для объяснения на том уровне знаний, которым мы обладаем. Можно предположить, что время в этом районе течет как-то иначе. Останавливается, убыстряется, а может быть, даже «раскручивается» назад…
— Назад… То есть в прошлое, — задумчиво проговорил Юрий Алексеевич. — Но это невозможно даже теоретически!
— Неизвестно теперь, что возможно теоретически и что практически, — хмыкнул де ла Гарсиа.
— Вот в этом я полностью согласен с нашим капитаном, — продолжил Дубинин. — С одной стороны, закон об эквивалентности массы и энергии не допускает возможности движения со скоростью большей скорости света. С другой стороны, теоретически доказано существование тахионов, гипотетических частиц, которые движутся с большей скоростью, нежели свет… Причем эти частицы попросту не могут двигаться со скоростью меньше световой. Они никогда не подходят «сверху» к тому трехсоттысячному барьеру, который обозначаем мы символом «С». Тахионы сразу, понимаете, изначально оказались по ту сторону барьера, и их скорость всегда выше световой.