Океан Надежд3. Осень ожиданий
Шрифт:
– Что ж, думаю, мы можем приступить непосредственно к делу, - спокойным ровным голосом произнес капитан.
***
Он просыпался в бреду, чтобы спустя пару секунд вновь терять сознание. Его тело трясло и обдавало то жаром, то холодом. Иногда, он открывал глаза и по-прежнему видел, как в его плоть впиваются острые иглы, пробивают кожу, мясо и скребутся о кости, хотя сам он уже лежал на мягкой и удобной постели. Удобной настолько, насколько это было возможно, так как спина его ныла от боли не меньше, чем другие части тела. Он хотел повернуться набок или же на живот, чтобы хоть немного успокоить кожу и мышцы на спине, но тело больше не принадлежало ему, оно не хотело слушать его приказов, видимо испытывая обиду за его предательство. 'Как
Затем, после нескольких часов тишины, он вздрагивал от жуткого звона в своих ушах, не сразу понимая, что так звучит его собственный крик. Иногда этот крик принадлежал прошлому, иногда он кричал в настоящем. Когда это происходило, он чувствовал тень на своем лице и приятный голос жены, которая поглаживала его по голове и произносила приятные слуху слова. Присутствие жены успокаивало его лучше, чем жидкость, которой его поили в лечебных и болеутоляющих целях. Ему даже удавалось уснуть без агоний, когда Валери, поглаживая его по волосам, напевала ему колыбельную, которую она часто пела Ори и Стэнли, точно так же как это делала и его мать ему самому в детстве.
Уолтер Малвилл окончательно пришел в себя в один из вечеров, когда около его постели не было никого. Вначале он чувствовал спокойствие и умиротворение, но стоило ему сделать попытку подняться с постели, как боль атаковала его со всех сторон. При этом ее сила была настолько огромной, что капитану пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не нарушить тишину комнаты своим криком. Несмотря на все его старания, он не смог сдержать в груди протяжный стон. Когда боль слегка отступила, капитан Малвилл попытался напрячь память, чтобы вспомнить те три ужасных дня пыток. Разум сопротивлялся этому всеми силами, утверждая, что вспоминать те дни ему категорически нельзя для его же блага, от чего ему запомнился лишь первые три пытки, да обрывки от остальных. Лучше всего он помнил как его руки и ноги растягивались до предела на дыбе, и он кричал от боли, когда валики накручивали на себя канаты и кричал, когда их переставали крутить. Ощущения были ужасными, но ему удалось выстоять и не признаться в том, чего он не совершал. Далее шли тиски, в которые просовывали вначале его руки, а затем ноги. Кости трещали от напряжения, готовые в любой момент раскрошиться на мелкие осколки. Но это было только начало. Гораздо хуже стало, когда в его запястья начали впиваться острые колышки, пробивая руки чуть ли не насквозь. Сейчас его многострадальные конечности были плотно обвязаны чистыми повязками, на которых проступали капельки крови в виде точек в местах непосредственных ран.
Малвилл помнил, что помимо пыток его просто били кулаками в лицо, шею, грудь, бока. Они пытались выбить из него признания, но Малвилл долгое время молчал, стойко выдерживая все удары и истязания. Точнее он хотел верить в то, что не признался в бреду в том, в чем был невиновен, но ведь большая честь из тех трех дней осталась за границами его памяти.
'Я во всем признаюсь, только прекратите это! Отпустите меня, я больше этого не вынесу!' всплывшая в его памяти фраза, заставила тело Малвилла напрячься, от чего его охватила новая волна боли.
'Неужели я и вправду произнес данные слова?' спросил сам себя Малвилл. 'Неужели я подписал себе смертный приговор?'. Верить в это он не хотелось, так как по-прежнему считал себя стойким человеком с каменной силой воли. Но что если он сам в себе ошибался? Что если он все же признался в убийстве губернатора Грея для того, чтобы прекратить мучения?
– Нет, - прошептал он, и даже это простое действие отозвалось во всем его теле болью. Скорее всего, это было ложное воспоминание. Возможно, эти слова он повторял лишь в уме, когда истязания над его телом становились невыносимыми.
'Если бы ты признался в убийстве губернатора, тогда бы ты не очнулся на мягкой постели, омытый и переодетый' успокаивал он себя. 'За убийцами губернаторов не ухаживают так же как за их жертвами'.
'Даже убийц переодевают и омывают перед казнью', раздался очередной аргумент в его голове, с которым он не смог поспорить.
Его внутренний конфликт закончился сразу же, как дверь в опочивальню открылась и в комнату вошла его жена в сопровождение человека в синем халате и двух вооруженных человек. Увидев, что он очнулся, Валери подбежала к краю его постели и, со слезами на глазах, принялась целовать его лоб и щеки. Она отстранилась от него лишь, когда он тихо простонал. Даже столь приятная ласка причиняла ему боль.
– Дорогой, как же я рада, что ты очнулся.
– Где я?
– спросил он.
– Когда я в первый раз увидела твое почерневшее и опухшее от побоев лицо, я не могла сдержать слез, - продолжила она, словно не услышав его вопроса. Или же и вправду не услышав, так как во рту у него осталось не так много зубов, судя по тому, что он чувствовал, проведя по деснам языком.
Человек в синем халате подошел ближе к их постели. В его движениях чувствовалась некая подозрительная плавность, не совсем свойственная простому человеку. Только сейчас капитан заметил в его руках некий мешок, горловина которого была завязана ремешком из кожи.
– Я думала, что ты уже не очнешься. А если и придешь в себя, то уже никогда не будешь прежним. Поэтому я послала за лекарем.
– Валери повернулась в сторону мужчины в синем халате, и тот слегка склонил голову в знак почтения.
– Он займется твоим восстановлением.
– Он колдун, - прошептал капитан Малвилл.
– Что ты сказал, дорогой?
– переспросила Валери, склонившись ближе к нему.
– Он колдун.
– Да, Уолтер. Он колдун. Но, только колдун способен поднять тебя на ноги в течение недели, исцелив все твои раны. Так как в Андоре больше не осталось ни одного колдуна, нам пришлось отправить гонца в другую губернию. Никто из знахарей не хотел отправляться в Андор, ни за какое вознаграждение и все же ему удалось встретить Сэллера, который согласился приехать к тебе и исцелить твое измученное тело.
Колдун развязал мешок и достал из него пузырек с красной жидкостью.
– Вы должны выпить его, - произнес колдун, протягивая зелье.
– Что это?
– спросила Валери.
– От этого он уснет крепким сном, что позволит его телу расслабиться, а ранам - скорее затянуться.
Валери взяла пузырек в руки, открыла пробку и поднесла его к губам мужа.
– Вначале, скажи мне, - покачал отрицательно головой Малвилл и, дождавшись, когда его жена прильнет ухом к его губам, продолжил.
– Скажи...как я держался? Я прошел испытание пытками?
Валери взглянула ему в глаза, пристально и с любовью. От жалости к нему, по ее щекам вновь потекли слезы. Затем, засмеявшись, она вытерла их тыльной стороной ладони и кивнула:
– Да, муж мой, ты - новый губернатор Андора.
2.
Лекарства, которыми поил его колдун на протяжении двух дней, наполнили его тело силой и заживили раны, оставив лишь белесые шрамы, как напоминания о прожитых трех днях в темнице. Зелья даже вернули ему зубы, которые постепенно прорастали из десен, радуя своей белизной и ровным строем. Когда он полностью восстановился, настал день инаугурации: его переодели в дорогой плащ, водрузили на голову парик, который по настоянию самого Малвилла был черного цвета, и вручили символы власти - корону и скипетр. Церемония проходила в главном зале дворца и на ней присутствовали жена и дети Малвилла, его отец (капитан губернаторской армии в отставке, который, несмотря на свои проблемы со здоровьем, не смог пропустить столь важный для его сына день), несколько семей из высшего общества, придворные, члены Совета Семи Губернаторов, советники бывшего губернатора и несколько десятков солдат, призванных следить за порядком.