Оккультисты Лубянки
Шрифт:
В результате — «по зрелом размышлении» — Барченко решил отказаться от сделанных ему ранее предложений войти в состав научной коллегии бехтеревского института и Академии истории материальной культуры в Ленинграде. Более того, в письме Петрову он говорит о своем решении «совершенно уйти на долгий ряд лет, если не навсегда» не только от общественной и научной деятельности, но и от «культурной жизни» вообще. В порыве безысходности и отчаяния у него даже прорываются слова о необходимости «кончить жизнь». Но кончить ее тем же «коммунистом без билета», кем он считал себя, «за исключением религиозных вопросов», на протяжении всей своей сознательной жизни, благодаря знанию древнейшей натурфилософии.
Письмо Барченко заканчивалось рядом «маленьких знамений» — предсказаний «шагов завтрашнего дня» европейской науки в области химии и физиологии (очевидно, сделанных с помощью «универсальной схемы»). Ученый предсказывал открытие «крайнего этапа радиоактивности за ураном, с атомным весом не больше 253» (т. е. открытие трансурановых элементов), утверждал, что аппендикс слепой кишки — «это не признак атавизма, а обязательный в организме секреторный орган», а также заявлял о вреде радиотерапии. «Терапевтическое и регенерирующее значение, — писал он, — должны иметь железные массы, нагретые хотя бы в незначительной степени, прорастающие семена (эффекты солода), роса за час до восхода солнца, вода, аккумулировавшая солнечный свет, но отнюдь не механизм, проецирующий распадающуюся субстанцию атома. Воздействие нагретыми железными массами, солнцем и массажем на главные ганглиозные узлы, в особенности сакральный, обнаружит эффекты необычайно сильные». [202] (Последнее утверждение явно говорит о его знакомстве с учением индийской йоги об энергетических центрах человеческого организма — «чакрах».)
202
Там же. Л. 251.
Приведенные выше отрывки из письма Барченко Ф.Н. Петрову свидетельствуют о глубоком духовном кризисе ученого, порожденном несоответствием между его явно идеалистическими устремлениями и суровой советской действительностью. И хотя этот кризис вскоре миновал и Барченко продолжил свои исследования, работа его по-прежнему протекала в крайне стесненных условиях, под бдительным контролем научного отдела. В донесении одного из осведомителей ОГПУ этого периода (август 1924 г.) говорится о задержках «выдачи содержания» сотрудникам его лаборатории и средств на ее дальнейшее оборудование, а также о том, что недоброжелатели Барченко старались всеми силами дискредитировать ученого, распространяя, например, слух о том, что он является «агентом ГПУ».
Сохранилось еще одно крайне любопытное свидетельство о работе биофизической лаборатории Барченко. По сообщению московского писателя А.К Виноградова, в 1924 г. в Красково Барченко пытался устроить «ментальную спиритическую станцию», якобы для связи с Тибетом. В этом ему помогали сотрудники Главнауки — Ф.Н. Петров, Р.В. Лариков (инспектор Главнауки и помощник Петрова), В.Т. Тер-Оганесов (зав. отделом охраны природы), М.П. Павлович (востоковед, издатель журнала «Новый Восток») и некто Тарасов. [203] Речь, по-видимому, идет об опытах Барченко по телепатической передаче мысли на большие расстояния. Но если это так, где-то в Тибете должен был находиться «реципиент» его посланий. Сообщение А.К Виноградова, как кажется, не лишено смысла, поскольку? известно, что 1 августа 1924 г. в Лхасу прибыла секретная советская миссия во главе с С.С. Борисовым для ведения переговоров с Далай-ламой [204] В ее составе, между прочим, находился по крайней мере один бурятский знакомый Барченко — лама Ацагатского дацана Джигме Доржи Бардуев, проживавший при храме летом 1923 г. Возможно, именно с ним и пытался связаться Барченко…
203
См.: С. Шумихин. Delirium Persecutio // Новое литературное обозрение. 1993- № 4. С. 70.
204
О миссии С.С. Борисова см.: Андреев А.И. От Байкала до священной Лхасы. С. 146–172.
Здесь необходимо пояснить, что опыты по передаче мысли на расстоянии стали впервые проводиться на Западе в середине 1920-х гг., а затем (в 1930-е) и в России. Попытки установления «ментальной» связи между крупнейшими городами мира — Нью-Йорком и Парижем в обоих направлениях, а также между Афинами и рядом европейских столиц оказались довольно успешными. А в Пасадене в США была даже создана «станция ментального радио». [205]
Биофизическая лаборатория Барченко просуществовала недолго и была упразднена после его ухода из Главнауки в том же 1924 г. Произошло это при следующих обстоятельствах. Барченко обратился к руководству Главнауки с ходатайством о посылке его в научную командировку в Монголию и Тибет — для изучения монгольского и тибетского языков (вероятно, в одном из больших буддийских монастырей под руководством тамошних ученых лам), а также методов того, что он называл «древней восточной натурфилософией» (т. е. Калачакра-тантры). Вопрос о такой командировке — по сути «экспедиции в Шамбалу» — был рассмотрен на закрытом заседании президиума Главнауки при участии непременного секретаря АН С.Ф. Олвденбурга и специально приглашенного, по просьбе Барченко, «консультанта»-монгола Хаян Хирвы. Этот «восточный ученый», как и следовало ожидать, горячо поддержал планы русского ученого, однако против них решительно выступил Ольденбург. По словам самого Барченко, «на этом заседании академик-ориенталист… обрушился на меня, утверждавшего (без детальной аргументации), что монгольские и тибетские ученые далеки от облика наивных дикарей, который навязывают им западные ученые. Академик-ориенталист защищал точку зрения Рокхилла, Уодделла и Гренара о низком культурном уровне лам, подтверждая это положение ссылкой на авторитеты свой и своего коллеги, академика-ориенталиста, бывшего лично в Шигатзэ». [206] (Речь во втором случае идет о Ф.И. Щербатском, недавно вернувшемся из поездки в Монголию. Справедливости ради надо отметить, что Щербатской никогда не был в Тибете.) Доводы Ольденбурга, очевидно, перевесили аргументы не столь именитого ученого «консультанта» из МНР, и президиум Главнауки отклонил просьбу Барченко.
205
Об этом см.: Warcollier R. La telepathie a tres grand distance 11 Le comptes rendue officiel de III Congres International des recherches psvchiques. Paris, 1927; Upton Sinclair. Mental Radio, Pasadena Station (USA), 1930; Konstantinides K. Telepathische Experimente zwischen Athen, Paris, Warschau und Wien // Transactions of the Fourth International Congress for Psychical Research. Athens, 1930. Также: Васильев Л.Л. Экспериментальные исследования мысленного внушения. Л, 1962.
206
НАРБ. Там же. Л. 42–43.
Глава четвертая
Между наукой и оккультизмом
«Встречи с замечательными людьми» (Meetings with remarkable men) — так Г.И. Гурджиев озаглавил книгу, воспоминаний, в которой рассказал о людях, оказавших на него наибольшее влияние в годы духовного становления, по сути таких же, как и он, «искателях Истины». Подобные встречи были, конечно же, и у нашего героя. В 1923–1924 гг. судьба свела Барченко с представителями различных ветвей эзотерической традиции, обогатившими его рядом свежих идей. Это были прежде всего бывший ученик Гурджиева Петр Сергеевич Шандаровский, монгол Хаян (Хиян) Хирва (Хираб) и тибетец Нага Навен — «восточные ученые», как их называет сам Барченко, и, наконец, странник-юродивый из Юрьевца Михаил Круглов. О них и пойдет речь в этой главе.
Петр Сергеевич Шандаровский (р. 1887) был хорошо известен до революции в оккультистских кругах северной столицы. Сын военного сановника — его отец С.П. Шандаровский занимал в начале 1900-х пост уездного воинского начальника в Могилевской губернии, — он окончил юридический факультет Петербургского университета. В предреволюционные годы служил по Военному ведомству (работал кодировщиком в кодировальном отделе), однако свое истинное призвание видел в занятиях наукой и искусством. После революции Шандаровский, подобно Барченко, Кондиайну и Ясинскому, выступал с научно-популярными лекциями — возможно, на тех же подмостках — и работал художником-оформителем. (Во время ареста в 1927 г. на вопрос следователя о профессии он ответил: «Художник — научный работник».) Предметом научных интересов П.С. Шандаровского-сына являлась идеография, точнее, международное идеографическое письмо. Со своими исследованиями в этой области он познакомил А.В. Луначарского, который затем направил его в Музейный отдел Наркомпроса. Там Шандаровскому посоветовали обратиться к кому-нибудь из специалистов Эрмитажа, что он и сделал. [207]
207
Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-51351. Л. 102 и 102 об.
С Шандаровским Барченко познакомился совершенно случайно — хотя бывают ли такого рода встречи случайными? — зимой 1922–1923 гг. Э.М. Кондиайн в своих записках рассказывает об этом так:
«Однажды зимой Ал. Вас. стоял перед витриной магазина и рассматривал узор на выставленном восточном ковре, где имелись элементы Универсальной Схемы. Рядом стоит какой-то гражданин, уже не молодой, худощавый и тоже рассматривает этот ковер. А.В. обращается к нему: «Это Вам что-нибудь говорит?» А тот рисует ногой на снегу какую-то геометрическую фигуру и спрашивает: «А это Вам что-нибудь говорит?» А.В. ботинком на снегу тоже изображает какую-то фигуру… Так, обменявшись чертежами, они пошли вместе.
Шандаровский просидел с Ал. Вас. в комнате всю ночь. Наташа (жена Барченко) им только изредка чай приносила. Они сидели почти молча, но за ночь целую кипу бумаги цифрами исписали. Иногда из комнаты выскакивал Ал. Вас. взволнованный, восторженный. Снимал пенсне, ворошил волосы, протирал покрасневшие глаза и издавал восторженные восклицания». [208]
Важность этой встречи, по словам Э.М. Кондиайн, состояла в том, что Шандаровский познакомил Барченко с «числовым механизмом» «Древней науки». В дальнейшем между ними установились тесные отношения. Шандаровский стал часто навещать Барченко — на квартире Кондиайнов и в доме при буддийском храме, когда Александр Васильевич поселился там, (Сам Петр Сергеевич также имел немало знакомых среди лам.) Во время одной из встреч с Барченко Шандаровский поведал ему о том, что его учитель Гурджиев, к тому времени уже выехавший из России вместе с группой учеников, обладал «некоторыми знаниями Древней науки», полученными в Кафиристане. А также рассказал о создании Гурджиевым перед самой революцией «Единого трудового содружества», объединявшего его последователей в Москве, Петрограде и Тифлисе. От Шандаровского же Барченко узнал о других учениках Гурджиева, оставшихся в России, — о С.Д. Меркурове (двоюродном племяннике Гурджиева, известном скульпторе), Шишкове и Жукове. Все они проживали в Москве, и впоследствии Барченко постарается завязать отношения с ними.
208
Архив семьи Кондиайн. Э.М. Кондиайн. Тетрадь 2.
Не менее важным было и знакомство Барченко с «восточными учителями» — членами «Великого Братства Азии», некоторые из которых, по его словам, «лично побывали в Шамбале». Именно они и стали для Барченко главным источником сведений о тантрической системе «Дюнхор» (Калачакра-тант-ре). Особенно часто на допросах Барченко упоминал два имени — тибетца Нага Навена (Навана) и монгола Хаян Хирвы. Нага Навен являлся «наместником Западного Тибета» (провинция Нгари). В Россию приехал в 1923 г., как кажется, по собственной инициативе (а следовательно, втайне от Лхасы), для ведения переговоров с советским правительством. Это, по сути, все, что мы о нем знаем.